Леонид Кудрявцев - Эмиссар уходящего сна
— Ты злой, — сказала мне анимэшка.
— Вот таким уродился...
— Может, поэтому ты не можешь найти выход?
— Может... Хотя, мне кажется, дело в другом.
— В чем? Ты способен мне сказать, в чем оно?
Я задумчиво провел рукой по шероховатой поверхности скамьи, попытался прикинуть, из какого она камня, и не смог. Какой камень на ощупь напоминает литую резину и греет, словно грелка? На таком, похоже, очень удобно спать. И ночная прохлада не опасна.
— Пока нет, не могу, — ответил я.
— А когда сможешь?
Ну что можно ответить на такой вопрос?
— Как только, так сразу.
— Вот как, значит?
— Именно.
— Тогда давай устраиваться на отдых. Мне кажется, это самое удобное место, чтобы отдохнуть.
Я еще раз провел рукой по скамье и согласился.
— Самое удобное. Учитывая, что мы совсем недавно плотно подзакусили на плантациях хлебной травы, и, значит, об ужине нам беспокоиться не стоит...
— А также о воде, — подсказала анимэшка. — В общем, мы остаемся.
Она была права. Неподалеку от нас был питьевой фонтанчик. Сходив к нему и вволю напившись, я вернулся на скамью и стал смотреть в небо.
— Подумай, — сказала анимэшка, расположившаяся на соседней скамье. — Подумай хорошенько. Теперь все зависит только от тебя. Только ты можешь найти выход из лабиринта.
Я вздохнул.
Скорее всего она права. Вот только как найти этот проклятый выход? Где он? Что я должен сделать, или сказать, или подумать, для того чтобы он появился?
Э?
Ну, хорошо, я уже сказал, что нет абсолютного добра и зла. Есть люди, оказавшиеся в самых разных обстоятельствах, действующие в соответствии с ними. Для одних их поступки — зло, но всегда есть кто-то, кому они выгодны, для кого они являются добром. Таким образом, если нет абсолютного добра или абсолютного зла, то нельзя и между ними сделать выбор.
Что еще я для себя не решил? Какой выбор не сделал? Какой Рубикон не перешел?
Я ухмыльнулся.
Нет, что-то меня сегодня и в самом деле все время сбивает на какой-то бред. Надо забыть о величественных позах, нахмуренном в раздумье челе, гордом виде и прочей чепухе так восхищающей юных дам, Надо просто очень холодно, чисто по-деловому, заглянуть себе в душу и решить, что именно мешает, не дает найти выход из лабиринта.
Подавленные амбиции? Неверие в свои силы? Страхи? Гм, страхи... А что, если поискать в этом направлении? Чем мне может быть страшен выход из лабиринта? Тем, что возле него меня ждет тот, кто более любого другого желает мне смерти?
Кто это может быть? Какой-нибудь житель кошмара, которого я случайно оскорбил? Может, хозяин едальни из уходящего сна с вертелом в руке? Кто?
Может быть, кто-то из реального мира? Но я так давно его покинул, что это должно было охладить любую ненависть. Время лечит и не такое, а заклятых, смертельных врагов, способных ненавидеть всю оставшуюся жизнь, у меня там не было. Или были, но я об этом не знал?
Стоп, но если я до сих пор не подозреваю об их существовании, то как я их могу бояться? Нет, дело не во врагах. А в чем же тогда? — Может, тебе не нравится возвращение в мир снов? — спросила анимэшка. — Ты создание другого мира. Ты можешь неосознанно противиться возвращению в мир снов. Понимаешь?
Я ударил ладонью по краю скамьи и сел. Вот тут она, похоже, была права. Неосознанное нежелание возвращаться в мир снов. И как с ним бороться, что делать? Как его в себе задавить, если и в самом деле нет никакого желания вновь шляться по осточертевшим кошмарам и по снам, выражающим тайные мечты, даже по эротическим снам, почти надоело. Почти... хм... А ведь еще бывают сны кабинетных работников и сны бандитов, сны дворников и сны летчиков. Космонавтам тоже любопытные вещицы иногда снятся. А уж сны редакторов, особенно перед этим работавших с фантастикой... Нет, не хочу я всего этого.
— Так и есть, — удовлетворенно сказала анимэшка. — Все-таки я угадала?
— Возможно, — буркнул я. — И что теперь делать?
— Бороться.
— Каким образом?
— Думай. Хотя... Обычно страх очень хорошо вышибается злостью. Разозлись, действительно хорошо разозлись.
Разозлиться? Как? И на что? На то, что я никак не могу найти выход из лабиринта? Нет, не получается. Слишком это как-то примитивно, по-детски. А я уже отвык вести себя как ребенок, Некоторое количество лет назад, после целой череды событий... Впрочем, о них сейчас вспоминать не стоит. О деле думать нужно.
Как же мне разозлиться?
— Давай начинай, — приказала анимэшка. — Пора отсюда выбираться. Сколько можно шататься коридорами? Не надоело? Давай, милый, жми...
Я невольно улыбнулся.
Слишком много в ее словах чувства, эмоций. Словно она играла в театре кабуку.
Хотя резон в ее словах, конечно, был. И получалось, девочка снова попала в цель.
Чувствуя, как во мне поднимается некое темное, злобное чувство, хорошо понимая, что все пока получается как надо, чувствуя от этого даже какой-то азарт, я стал себя накручивать, поспешно подкидывая в топку злости полешки воспоминаний о днях, в течение которых мы бродили по лабиринту.
Стены, стены и стены... Время от времени попадающиеся местные жители, с усмешкой глядящие вслед, а если и вступающие в разговоры, то лишь для того, чтобы сказать что-то неприятное. Плюющиеся кошки, ходячие и скорее всего разумные стены града, дождя, снега. Цветы, пытающиеся тебя обольстить и пересадить на тебя свое потомство. Капканы, способные притворяться сдобными булочками. Небо, становящееся то светлее, то темнее, но ни при каких условиях не меняющее цвет, похоже, вовсе лишенное какого-либо светила. Призрачные голоса, пытающиеся тебе продать не твои воспоминания. Ветер, способный дуть одновременно со всех сторон. Время от времени появляющиеся на стенах, фосфоресцирующие надписи, половина из которых является просто грязными ругательствами, а другая — весьма туманными, но очень зловещими предсказаниями. И еще... и еще...
Надоело. Хватит. Сыт по горло! Надоело, да еще как! Я чувствовал, как меня постепенно захватывает злость и отвращение к лабиринту. Я прилежно представлял, как буду год за годом, обрастая длиннющей бородой, бродить по его коридорам... Год за годом... постепенно сходя с ума, до самой старости, до самой смерти...
