Михаил Королюк - Квинт Лициний 2
Полумрак тем временем немного истаял – глаза привыкли к темноте.
На нас смотрели. Кто-то – удивленно, кто-то – с завистью, кто-то, как Кузя, с легкой одобрительной улыбкой.
Я приподнял правую бровь, и взгляды рассеялись, словно и не было.
Демис Руссос запел "Сувениры", и я опять шагнул к Томе.
Хочу, хочу, хочу еще! — чтоб нас залило прозрачной и вязкой, словно желе, музыкой, как двух мух в кусочке янтаре, и чтоб от этой близости опять обморочно сладко кружилась голова и слабело под коленками.
Мы танцевали песню за песней, учредив свой уютный мирок на маленьком пятачке истертого паркета. Все, что вовне, было фантомом – еще две танцующие пары, Яся, что-то втолковывающая Зорьке у стены, и далекий свет одинокого фонаря.
Кассета доиграла последнюю песню. Я с сожалением оставил Тому, включил свет и пошел ставить следующую подборку композиций.
— Можешь белый танец не объявлять, — хмуро объявила зашедшая со спины Зорька.
— Уверена? — я повернулся и серьезно посмотрел ей в глаза.
— Абсолютно, — отрезала она и криво улыбнулась.
Стремительно собралась и выскользнула за дверь.
— Пойду, провожу, — пробормотала, глядя в пол, Яся и рванула за ней.
Ирка схватила за руку двинувшегося было за ней Паштета.
Я с болезненной гримасой почесал затылок:
— Перерыв? Давайте по чаю? Тетя Дина говорила, что хворост испекла. А это, други мои, такая вещь, которую ну никак нельзя оставить без внимания.
— Ага, — согласилась Кузя, деловито выставляя на стол здоровенный таз, прикрытый скатертью.
— Я на кухню, — сказала Тома, — я знаю, где тут чайник.
Естественно, я увязался за ней. Не мог же я позволить ей в одиночку путешествовать по этому лабиринту – вдруг, какой Минотавр выйдет из темного угла?
Мы прогнали тараканов, и занялись делом.
— Ну, что, развязался? — невесело усмехнулась Тома, ставя чайник на плиту.
— Развязался… Завязался… — я чиркнул спичкой и наклонился, зажигая конфорку. Поднял спичку к глазам, задумчиво наблюдая, как, корчась в огне, обугливается дерево. — Жалко ее.
— Жалость унижает человека, — отрезала Тома, обхватив себя руками.
— Ладно, проехали, — сказал я, чувствуя, как улетучивается легкость бытия.
— А, вы здесь… — на кухню заглянула озабоченная Яся, — правильно, давайте чай пить.
Когда мы вернулись в комнату, я вовремя сообразил отложить хворост мамам на отдельную тарелку – тонкое хрустящее лакомство расхватали из таза за пять минут. А потом, дурачась и смеясь, собирали со дна сахарную пудру и, не стесняясь, слизывали ее с пальцев. За этим нас и застали вернувшиеся мамы.
— Чинно-благородно, — одобрительно оценила обстановку зарозовевшаяся на морозце тетя Дина, — мы тоже почаевничаем с вами.
Я в благодушной сытости молча наблюдал за почти семейными сценками.
Держа Ирку за ручку, что-то шепчет ей на ушко светящийся счастьем Паштет. Ира в ответ смешливо косится на него. Эх, совет да любовь вам в этот раз…
Сёме дозволено взять соседку по столу за талию, и он от этого тихо млеет, а Кузя исподтишка отслеживает мою реакцию на это.
"Ну, это совсем детские игры", — улыбаюсь я расслабленно в ответ, и перебираю под столом Томины пальчики.
Что-то быстро шепчет, прикрывшись ладошкой, Томе на ухо ее мама, и до меня долетают короткие обрывки: "представляешь… сам…"
Нет, в голове моей не зазвенел тревожный звонок – не успел. Я лишь ощутил легкую тень неправильности, когда Тома изумленно воскликнула "Да ты что!" и быстро обернулась, оценивающе глядя на Ясю.
Ее мама дернула было рукой, пытаясь привлечь внимание дочки, но из Томы уже вылетело, аж звеня от восторга:
— Андрей, это что, правда – ты Ясино платье сшил?
Над столом повисла тишина.
Яся ткнула взглядом в тетю Дину и молча всплеснула руками; та виновато покраснела. Томина мама чуть слышно цокнула языком и с неодобрением посмотрела дочке в затылок. Кузя протянула к Ясе руку и задумчиво потеребила пройму на ее платье, изучая обметочный шов.
— Ну… да, — вытолкнул я из себя, когда молчание затянулось, — хобби у меня появилось такое.
— Ух… — произнес Паша, и на меня со всех сторон посыпались вопросы.
Впрочем, некоторые молчали: Яся, обе мамы, и, что меня насторожило – Кузя. Я, пошучивая, отбивался – это было не сложно, а в уме прикидывал размер ущерба.
Конечно, если по правде – этого следовало ожидать. Чтоб женщины, да смогли удержать такое в тайне… Нет, им легче на Луну запрыгнуть.
"Ладно, — подумал я с некоторым даже облегчением. — Признайся, тебе же этого втайне даже хотелось. А кому ж не хочется восторженного признания заслуг? Ох, все мы остаемся немного детьми, а уж я сейчас – особенно".
Меня вдруг передернуло, и на губах выдавилась злая улыбка – злая на самого себя. Какой смысл обвинять в чем-то Тому, если я сам этого в глубине души хотел? И что мне сейчас, лупить себя по затылку?
Я расслабился – пусть будет, что будет. Ничего страшного. Акуна матата.
— Последний танец! — объявила тетя Дина, — и пора по домам.
Ткнул наугад кассету, выпали жизнерадостные "Самоцветы".
Выдернул Тому на середину, и мы, сопровождаемые озабоченным взглядом ее мамы, закружили.
— Ты чего нахмуренный какой-то стал? — спросила Тома, и заглянула мне снизу в глаза.
Я вдруг понял, что это произошло впервые – снизу, и чуть повеселел, разглядывая ее. Не часто, ох не часто мне удается вот так вот – не скрываясь, в упор, при ярком свете, скользить взглядом по милому лицу.
— Не надо печалиться… — предложили "Самоцветы", и я согласился с ними.
Ну, ошиблась, ляпнула… А, все почему? Потому, что нет в ней сучьей жилки. И это – замечательно. Так бы и законсервировать…
— Боишься, что парни засмеют? — уточнила она, порозовев.
"Ага, чует кошка, чье сало съела…" – умилился я ее смущению, а потом озабоченно признался:
— Нет, что девчонки на лоскутки раздерут.
— О! — глаза ее округлились, и она дернулась, испуганно оглядываясь на Кузю, — об этом я не подумала…
— Вот-вот, — кивнул я, — подумай…
— Мир не прост, совсем не прост… — практически без перерыва пошла новая песня, но я нажал кнопку "стоп". Все. Действительно – стоп.
Попрощавшись с хозяйками на пороге.
— Все будет хорошо, — шепнула мне в ухо Яська.
— С днем рождения, подружка, — чмокнул я ее в завиток у уха.
Мы вывалились на улицу гурьбой, но быстро разбились на сцепки. Я привычно взял Тому под руку, другим моим плечом тут же мягко овладела Кузя. Пашка незамедлительно спарился с Иркой, а закрутившегося в недоумении Сёму ловко прихватила Томина мама. Так и пошли.
