Андрей Валерьев - Форпост. Право победителя
— Капитан, проводите гостей и поднимитесь ко мне. Будет совещание. Соберите всех.
Голос Марии Сергеевны был холоден, словно лёд.
Но итогам совещания началась кутерьма.
Сначала к жившим на одной рыбе новичкам сходил Олег со своими орлятами и вежливо попросил освободить жилплощадь. Мол, места тут изобильные, благодатные, даже по ночам уже стало тепло, и вообще — делать вам тут нечего. Спасли, привезли, подкормили — скажите спасибо и алга! [16] Дальше — сами.
Женщины заплакали, а мужики… кто скрипел зубами, а кто растерянно разглядывал абсолютно пустые степные просторы. Где тут можно было начать новую жизнь, было непонятно.
— Вот степь, воооон там есть лесок и родник, можете жить там. Вон туда — два дня ходу через перевал — долина и большое поселение. Можете идти туда. За перевоз и еду с вас платы велено не брать. Всё. Свободны!
Главврач гневно высказалась об ответственности за доверившихся им людей, а капитан в ответ посоветовал ей и всем остальным завтра утром отсюда исчезнуть.
Многообещающе посмотрел на Лукина и ушёл в усадьбу.
Следом за «кнутом» пришли «пряники» — Юра, Толик и Семёныч и принялись окучивать семейных. Таковых среди прибывших было аж семь пар, две из которых — ещё и с детьми. «Семейные» с облегчением выдохнули, а одинокие женщины растерянно облепили такого же одинокого и растерянного Игоря.
Если бы не объявление о том, что завтра утром с оставшимися приедет поговорить хозяйка, «пряники» бы не сработали. Семейные мужики набычились и бросать своих не желали. Женщины — так вообще вцепились друг в друга и залились слезами. Тогда завхоз почесал репу, сплюнул и в сердцах выдал:
— Нянчиться с вами времени нет. Не хотите — не надо. Никто вам руки не выкручивает.
Ещё раз сплюнул и ушёл.
Четыре семьи отправились за ним в Севастополь, а к фермеру подались три оставшиеся. Юрка и всех прочих забрал бы тоже — рабочие руки на огромных полях были нужны, как воздух, но хозяйка строго-настрого запретила ему уводить к себе оставшихся женщин.
Игорь стоял, как громом поражённый.
«Три деревни, два села, восемь девок, один я».
Вообще-то женщин и девушек вокруг него было четырнадцать. Весь праведный гнев и боевой задор бывшего прапорщика моментально испарились. Что делать дальше с этими несчастными женщинами, он не знал.
Делать было нечего — еда закончилась. Лукин разделся и полез в холодную воду за мидиями, а Евгения Валерьевна командным голосом раздавала указания остальным.
«Утро вечера мудренее. Авось!»
ГЛАВА 9,
в которой происходит беда, скотство, а Иван впервые в жизни пытается получить ответ
Из страусиного (это когда засовываешь голову под подушку и ни о чём не думаешь) состояния Ваню вывели две плохие, очень плохие новости.
Маша, наконец, рассказала ему о старой травме головы, о кисте и снова начавшихся головных болях. Маляренко поседел, а Таня, впервые на памяти всех присутствующих, устроила истерику.
Маша нарочито бодро улыбнулась и выдала сакраментальное:
— Не дождётесь!
Впрочем, никого эта бодрость не обманула. Ваня взял дочку на руки, ушёл на веранду и долго её баюкал, временами прикладываясь к бутылке. Потом пришла мать и унесла ребёнка в дом.
Запой продолжался три дня, до того момента, когда в порт пришёл гонец и принёс известие о смерти Деда.
Эта новость доходила до сознания Ивана тяжело. Долго. Сквозь алкогольный туман и качающуюся Вселенную.
Маляренко поднялся на ноги. Пол веранды ходил ходуном и норовил ударить его по лицу.
— Не дождётесь!
На последних граммах сознания Ваня вылил остатки пойла на землю.
— Олег, пошли кого из пацанов за Толиком. Мне нужна лучшая его бричка. Еду я, мои… — Иван послал все свои заморочки к чёрту, — …женщины, ты и Семёныч. Немедленно!
Капитан вытянулся по струнке и откозырял. Душа, несмотря на грустную весть, пела.
«Он снова с нами!»
Бахчисарай Ивана опять поразил.
«Всего-то год меня здесь не было! Или чуть больше».
Почти три десятка капитальных каменных домов стояли вдоль широкой мощёной улицы. И это не выглядело деревней. Это был… город. Городок. С красивыми палисадниками, клумбами и… Ваня вытаращил глаза, с маленьким фонтанчиком на центральной, возле «кремля», площади!
«Ну ребятки! Я даже не знаю, что сказать! Я-то думал, что моя усадьба хороша, но это…!»
До Ивана дошла разница.
В Севастополе жил он, человек авантюрный, склонный к путешествиям и приключениям, а здесь жили простые, работящие люди.
«Завидовать — дурно! Завидовать — дурно!»
Маляренко включился. Вся хандра слетела, как прошлогодняя листва. Снова запахло разнотравьем, зашумел ветер, и запели птицы. Снова, как когда-то давно, после первого затяга кальяна, «навелась резкость».
Жизнь заблистала.
Это было не пробуждение. Это была просто злоба, звенящая, будоражащая злоба на весь — такой несправедливый — мир.
«Манюня, почему ты?»
На похороны они, конечно, не успели. Ни к кому не заезжая, Иван сразу проехал на маленькое кладбище и долго рассказывал Деду о своих делах, прося прощения за всё то, что он сделал, и то, что он НЕ сделал. Потом Маляренко налил стакан дедовского первача и пустил его по кругу. Выпили все. Даже Таня.
— Показывай!
Хозяин был явно не в настроении. Это чувствовали все. Особенно стоявший за его спиной Олег. Он уже вынул мачете и только ждал намёка шефа.
Серый струсил. Он прекрасно понял, что Иван перешёл в такую весовую категорию, где друзей уже нет, а есть только или враги, или подчинённые.
— Что?
— Опричников МОИХ показывай.
Иван глухо рычал, глядя пьяными глазами куда-то вдаль. Звонарёв понял, что зарвался. Он не мог, не имел права, будучи ЧЕЛОВЕКОМ Ивана, тянуть людей под себя.
Из дома вышли улыбающиеся женщины. Маша, Таня и его Ксюша. С надеждой проводив их глазами, Серый шустро рванул на лесопилку.
Троих мужиков, работавших у Звонарёва, Иван забрал, сказав, что вернёт их через месяц. Геннадьич понял, что вернутся к нему другие люди. Люди Хозяина. Как, например, Андрюха, о котором в посёлке ходили жуткие слухи. А ещё Сергей Звонарёв понял, что его сын и крестник Ивана Серёжка Звонарёв-младший всегда будет на своём месте. ПОД Хозяином.
В душе что-то защемило.
— А на этот месяц я тебе своих ребят в помощь пришлю, уяснил?
Строитель закивал.
«Ещё немного, и смотрящим будет Андрюха. Ё!»
