Александр Прозоров - Заговорщик
Полагаться в таком важном деле на казаков Андрей не рискнул. Возьмут в последний момент и передумают с османами драться. Это ведь вольница, чего с нее возьмешь? Или струсят. Холопы — другое дело. Витязи же православные пусть следом идут, на подмогу.
Небо уже темнело. Князь, показывая пример, первым скользнул за борт — и тихонько присвистнул от холода. Дернул следом скрутку, свернул под грудью, лег на нее. Простенькое приспособление изрядно просело, но тело удержало. Голова под волны не ушла.
— Отлично… — Зверев сорвал ближнюю тростинку, сунул в рот, отпустил скрутку, проседая в воду, и… И, отплевываясь, выскочил на поверхность: — Какая сволочь?! Какая сволочь писала, что через тростинку дышать можно?!
Узкий стебель почти не пропускал воздуха. Дышать через него смог бы разве таракан или мышь — человек натурально задыхался. При попытке втянуть воздух с силой — тростина тут же ломалась. Мало того — чтобы выставить ее наружу, нужно было лечь на спину. И вода тут же заливалась в нос до самого горла.
Со всех сторон слышались плевки, натужные вдохи, жалобные крики. Мокрые, полузахлебнувшиеся, перепуганные холопы торопливо карабкались обратно на струги. Даже те, кто не успел опробовать тростинки — тоже поддались общей панике и спешили выбраться из воды. Одно хорошо: крюки работали отлично. Молодые ребята карабкались по дереву, словно кошки.
— Вы чего? А ну, назад! Илья! Плоскиня! Агафен! Куда?!
Окрики Зверева не помогали — его холопы сдвинулись подальше к середине стругов и мотали головами:
— Нет, княже! Нет, не надо! Мы лучше так! Лучше на лодке! Так возьмем басурман. Авось, и не попадут.
— Ну, вы и уроды! — сплюнул князь. — В поместье вернемся — всех высеку! Трусливые мартышки. Ну, черт с вами, сам управлюсь…
Он прошел пяток саженей через отмель, а когда песок ушел вниз, толкнулся, сунул скрутку под грудь и поплыл на правый огонек.
— Стой, княже! Стой! Вернись! — полушепотом кричали вслед холопы. — Обожди!
— Только попробуйте струг османам показать! — вполголоса, но чтобы услышали, предупредил Андрей. — Головы всем на месте сверну!
И поплыл дальше.
Связка тростника потихоньку намокала, погружаясь все глубже. А может, это волны на открытом месте стали выше, и вода начала захлестывать подбородок и доставать до носа. Но поворачивать назад не позволяло упрямство. Зверев старательно греб вперед руками, работал ногами, не столько торопясь, сколько согреваясь. Переохлаждение — штука коварная. Хоть ненадолго расслабься — и ты уже труп. В летней-то водичке запросто околеть можно, если долго просидеть, а тут всего месяц после половодья прошел. Реки только-только согреваться начали. Поэтому он греб, греб и греб, пока вдруг не обнаружил, что галера уже совсем рядом — проваливаясь между волнами и плохо видя цель, князь чуть не промахнулся и не уплыл на полсотни метров в сторону. Отпустив поплавок, чтобы не сильно выпирать из воды, Андрей повернул к носу и через несколько минут смог зацепиться крюками за бушприт, подпирающий носовой клюв.
Немного отдышавшись, он стал забираться наверх, стараясь вгонять крюки в доски одновременно с ударами волн о борт галеры. На его взгляд, проникновение удалось осуществить практически бесшумно. Андрей вытянулся перед пушечными люками на прогибающейся от его веса дощатой полке, что в плохую погоду защищала бортовую артиллерию от брызг и волн. Немного отдышался, постепенно согреваясь. Приподнял голову, коротко заглянул через борт внутрь галеры… и тут же откинулся назад, еле слышно ругаясь.
— Отлично, княже, — похвалил сам себя Зверев. — Ты проник на вражеский корабль. И как теперь ты собираешься его захватить? В одиночку…
Служба на османской галере в нынешние времена отличалась от тягот на какой-нибудь занюханной подводной лодке из далекого двадцатого века, как жизнь навозного червяка от пиров олимпийских небожителей.
Прежде всего, галера вся, от носа и до кормы, была усыпана телами. Не мертвыми — телами спящих людей. Какие койки? Какие каюты? Какая крыша над головой? Экипаж галеры спал везде, где имелось хоть немного ровного места: на палубе, у бортов, между пушечными лафетами, под жаровнями, под стволами. Даже на клюве, свисающем над водой — и то дрыхли двое бойцов! Клюв, к слову, оказался вовсе не тараном, а чем-то вроде абордажного мостика с ровным настилом чуть больше шага шириной. Свободным оставался только центральный проход: помост, поднятый над палубой гребцов на высоту в половину человеческого роста. Здесь прогуливались охранники: ятаган за кушаком, чалма на голове, свободные рубаха и шаровары. Голые гребцы спали на своих скамьях и на дне — кому как повезло. Бедолаг освещали две масляные лампы, что висели на обеих мачтах. Розоватые пятна, излучаемые спрятанными от ветра за слюдяной пластиной язычками пламени, выхватывали из темноты круги диаметром метра три, не более. С таким же успехом можно было положиться на свет звезд, благо небо оставалось ясным.
Третья лампа висела на носу, над пушками. Тут нес службу воин с копьем. Для патрулирования ему приходилось постоянно перешагивать через товарищей: два шага туда, два шага обратно. Получалось, что смотрел он отнюдь не за морем вокруг, а только себе под ноги.
— Лампы! — осенило князя. — Помнится, когда я гадал, куда лучше по галере стрелять, атаман обмолвился, что пороховой погреб у них впереди, возле пушек. Туда достаточно искру пустить — галеру в клочья разнесет. Вот только где именно басурмане боеприпасы прячут?
Он наговорил заклинание на кошачий глаз, опять выглянул из-за борта.
Стража над гребцами прогуливалась, глядя вниз, на обнаженную рабсилу. Оба надсмотрщика по очереди отчаянно зевали. Копейщик же как раз поворачивался в сторону лазутчика. Андрей опять нырнул за борт, прислушиваясь к шагам. Ближе, ближе… Остановка, легкий скрип подошв — поворачивается.
Зверев выдернул косарь, стремительно поднялся над бортом, качнулся вперед, левой рукой дотянулся, зажал рот и рванул османа к себе, правой — резанул его по горлу и тут же схватился за копье — чтобы не загрохотало. Откинулся. Копье уронил острием в воду, тело привалил к борту лицом к себе. Глянул в сторону гребной палубы. Нет, не заметили. Он снова осмотрел пространство возле пушек, ничего интересного не заметил и, чтобы никого не разбудить, стал пробираться вдоль борта снаружи.
Передняя палуба поднималась над сиденьями гребцов всего на пару локтей. Там имелось несколько дверец — но перед каждой, подпирая ее, хоть кто-нибудь да спал. Следя за сторожами, Андрей перегнулся через борт и, когда те, встретившись, о чем-то заговорили, резкими ударами шипов пробил виски двух ближних солдат. Перевалился внутрь на тела, замер. Нет, сторожа пошли в другую сторону. Он свесился с передней палубы и ударом шипов в лоб убил бедолагу, спавшего в углу меж надстройкой и бортом. Снова затаился. Дождавшись очередного удобного момента, пробил черепа гребцу на скамье и тому, что спал возле дверцы. Перевел дух, соскользнул вниз, отвалил тело под скамью, тихонько сдвинул задвижку и открыл дверцу.
