Владислав Русанов - Бронзовый грифон
Стоп! Почему бы тогда ему не передавать записки из рук в руки, прямо в лавке у табачника? Осторожность? Да какая там к ледяным демонам осторожность? Кого бояться? Сунул сложенный вчетверо пергамент в кисет и дал торговцу насыпать табачку позабористей. А тот, пока сыплет табак, легко может подменить записку на новую, свою. И так переписывайтесь хоть до скончания веков. Никто и не заподозрит. Мало ли народу бывает у любого торговца – булочника, бакалейщика, сапожника, табачника, шляпника?!
Получается, Ансельм тоже отпадает. Не годится он в айшасианские шпионы. Как говорят в деревнях – рылом не вышел. Инструментом он может быть, но не руками ремесленника. И уж тем более не головой.
И выходит, что…
Да-да… Бордельмаман. Фрита Эстелла.
Мастеру захотелось почесать затылок, но он подавил желание, как недостойное и присущее скорее немытому простолюдину, чем благородному дворянину, лучшему сыщику аксамалианского тайного сыскного войска. Лучшему? А вот это как раз теперь под вопросом. Столько месяцев обхаживать пышногрудую брюнетку, войти в доверие настолько, что его совета спрашивали, пытаясь обойти излишне рьяных сборщиков налогов; чуть-чуть, самую малость не дотянуть до постели – просто времени не хватило, но все к этому шло – и ничего не заподозрить? Неужели не показалась подозрительной роскошь – все эти ковры заморской работы, шкуры диковинных зверей, чаши тонкой работы западных мастеров, благовония, бесценные вина, изысканные яства, которыми фрита Эстелла так любила побаловать себя и близких друзей? Ни один, даже самый большой и шикарный бордель такой прибыли не принесет, а ведь «Роза Аксамалы» по столичным меркам не просто мала, а крошечна, да и девочки не работали на износ, как в прочих заведениях. Или он потерял нюх, или, как опять же говорят крестьяне, нашла коса на камень. Его хитрости она противопоставила свою, его лицедейству – свое, и кто кого водил за нос – еще неизвестно.
Ну что ж… Приятно иметь дело с достойным противником. Хорошо, что айшасианские шпионы – умные, дальновидные люди, обладающие и должной фантазией, и смелостью, и толикой здорового нахальства, а не безмозглые тупицы и олухи, какими их изображают в императорских театрах да рыночные артисты. И тем не менее… Все-таки и это дело он распутал. Не без труда, но, кажется, все разлеглось по полочкам – вопросы и ответы, загадки и отгадки, хитрости и… и другие хитрости.
Сыщик представил себе на мгновение, как вытянется лицо фриты Эстеллы, когда он зайдет в «Розу Аксамалы», закажет кубок терпкого красного вина из подвалов маленького городка Салианы, что в северо-восточной Камате, и где-то между вторым и третьим глотком бросит ненавязчиво…
Две смутные фигуры, перегородившие и без того узкий переулок, Мастер заметил шагов за пятнадцать.
Засада?
Скорее всего, да.
Что ж, этого следовало ожидать. Или ты, лучший сыщик Аксамалы, думал, что, начав убивать, айшасианские прихлебатели успокоятся, расправившись с экономкой фра Корзьело?
Низко же они его ценят. Всего двоих убийц послали?
Или это лишь совпадение и он наткнулся на самых обыкновенных грабителей?
Ой, вряд ли… Подобного рода совпадения встречаются лишь в сказках и дешевых книжках для черни и скучающих провинциальных матрон.
Итак, двое… Раз рискнули напасть на него, Мастера, значит, должны быть настоящими профессионалами и дело свое знать не понаслышке. А вот сейчас и проверим.
Почти незаметным движением сыщик проверил – легко ли ходит корд в ножнах. Левая ладонь тем временем легла на перевязь с метательными ножами.
Жаль, темновато. Большая Луна в начале первой четверти – торчит в небе жалким серпиком, не толще дынной кожуры, а Малая еще не взошла – ближе к рассвету появится.
Неизвестные стояли не шевелясь. Левый привалился плечом к увитой плющом кирпичной стене, правый – широко расставил ноги, словно не убивать, а толкаться собрался.
Мастер подошел ближе, остановился за пять шагов.
Мать честная!
Да это же не люди!
Темная, серая в ночной темноте, но на самом деле с зеленовато-оливковым отливом кожа, коренастые фигуры, широкие скулы и выпуклые жабьи глаза, прикрываемые не верхними, как у всех разумных существ, а нижними веками. Пальцев не видно, но сыщик знал наверняка – они соединены тонкой, но прочной кожистой пленкой. Очень удобно грести, плыть и над водой, и под водой.
Жители болотистого края. Страны Тысячи озер. Гоблины.
Диво дивное и чудо чудное! В самом сердце Сасандры, в столице, на захолустной кривой улочке. Да если брать за показ хоть десятую часть скудо, озолотиться к утру можно. Реже, чем гоблины, встречались в имперских городах только кобольды из гор Тумана. Ну, да те и вовсе на дневной свет не показываются, прячутся в пещерах и отнорках да знай себе молотками стучат, даже торгуют не со всяким купцом, а с несколькими семьями барнцев, по пальцам которые пересчитать можно.
Когда-то в стародавние времена край Тысячи озер пытались завоевать. И король Тельбии, бывшей тогда еще мощным государством, охочим до чужих земель и жадным к собственной территории, и владыка Сасандры, не сформировавшей тогда еще империю вокруг Великого озера, и каматийцы в набеги ходили.
Зачем пытались?
Трудно сказать. Залитую бесчисленными реками и ручейками, озерами и старицами, болотами и болотцами землю, вытянувшуюся вдоль берега Ласкового моря от Белых гор до правого берега Арамеллы, и сушей-то назвать сложно. Правда, рыбный промысел там знатен. Разная икра – и черная, и красная, и белая, и желтая, и зеленоватая. Сомы-гиганты, чья кожа шла некогда на вес золота у Аксамальских модников и модниц. Болотные драконы, покрытые костяной броней. Водяные коровы, в каждой по десятку кантаров[Кантар – мера массы, около 140 кг. ] живого веса. Прочее диковинное зверье, включая легендарную птицу Ш’аа, чей голос, согласно старинным книгам, обладает волшебными свойствами.
Но как удержать за собой края, где на человека обрушивается несметное количество самых разнообразных заболеваний, из которых лихорадка и гнойная сыпь еще самые безобидные? А если вспомнить мух, чьи личинки поселяются в носу человека, мелких пиявок, вгрызающихся под кожу даже не во время купания – достаточно руку или ногу просто с лодки свесить, неведомые хвори, от которых кожа с тела клочьями сходит, или живот вздувается, или кровью больной исходит через поры, или… И это лишь малая толика!
Одежда в сыром воздухе гниет. Хоть лен, хоть хлопок, хоть кожа. Пожалуй, только рыбья кожа (тех самых сомов-гигантов и некоторых других бесчешуйных тварей) выдерживает. Железо ржавеет – за пару месяцев отличные гвозди рыжеватой трухой рассыпаются. Мечи чуть подольше выдерживают, но не намного.
