Владислав Русанов - Бронзовый грифон
Объяснений не может быть слишком много. Либо на его след вышла контрразведка и его решили убрать, чтобы не выдать оставшуюся агентуру, либо кто-то попытался устранить с дороги конкурента. Последнее предположение, конечно, лестно сверх меры, но маловероятно. С кем может соперничать Корзьело в Аксамале? Не с Министром же! У того своя работа, а у него своя. Или Айшаса имеет в столице Сасандры несколько независимо действующих агентурных сетей, которые, кроме всего прочего, еще и пытаются друг друга выжить? Что-то не верится…
Значит, провал?
Неужели в «Розе Аксамалы» за ним следили?
Может, и та потасовка студентов с гвардейцами подстроена, чтобы усыпить его бдительность? Если так, то вполне объяснимо появление одного из драчунов здесь, в никому не известном мансионе на дороге в Вельзу.
Корзьело даже крякнул.
Грубо работаете, господа сыщики!
Могли бы и незасвеченного наблюдателя приставить.
А странная пятерка, похожая на самую обычную компанию наемников, но с уродливым остроухим дроу, с каким ни один уважающий себя человек дружбы водить не будет? Говорят, дроу отличаются звериной жестокостью и используются тайными службами Сасандры в качестве пыточных дел мастеров…
Табачника вновь передернуло.
С замирающим сердцем он наблюдал, как сыщик использует избитый трюк – пытается завязать ссору с лженаемниками. Неужели они не умеют по-другому отводить от себя подозрения?
Едва парень, изображающий каматийца, и толстенький коротышка вышли во двор в окружении толпы зевак, Корзьело бросился наверх, в заранее оплаченную комнату, закрылся там на щеколду и всю ночь молил Триединого отвести беду. Он бы и наутек кинулся, словно пылкий любовник на свидание, но побоялся, что будет схвачен вдали от жилья. Здесь хоть не замучают сразу. Придется сыщикам соблюдать хотя бы видимость верности правосудию и имперским законам. А где-нибудь в роще сразу костерок разожгут и его голые пятки туда сунут.
Триединый не выдал в очередной раз. Никто не пытался вломиться в занимаемую табачником комнату, не лез в окно, не стучал в двери. А утром, к своему удивлению, фра Корзьело увидел в окно, что и наемники, и «каматиец» седлают коней, вознамерившись уехать.
Ну, точно решили брать по дороге!
С этих головорезов станется и карруку остановить…
Что же делать?
Возвращаться в Аксамалу? Опасно.
Ехать дальше? Еще страшнее.
Махнуть на запад? Нет, не лучшая мысль. Ведь в последнем сообщении Министра содержался намек на грядущий захват имперскими войсками северной Тельбии. Не хватало угодить в самое пекло. Война, она никого не щадит. Ни солдат, ни мирное население.
Значит, выход один, дожидаться карруку, направляющуюся на восток. Куда-нибудь в Тьялу, а еще лучше в Зеленогорье. Живущие там альвы все же лучше, нежели дроу. И хотя так же уродливы, а все же более цивилизованы. Обладающий торговой сметкой человек, да к тому же при деньгах, сможет устроиться даже у них в долине.
А пока следует убедиться, что хвост убрался.
Фра Корзьело суетливо запихал вещи в объемистую дорожную сумку, поставил ее около двери. Еще раз проверил пояс, надетый под рубахой. Там в десятке кармашков хранились золотые солиды – все состояние, нажитое честным трудом в лавке и не вполне честным, но зато более высоко оплачиваемым – работой на старого айшасиана и его султанат. Серебро табачник держал в кошельке, спрятанном за пазухой.
Убедившись, что деньги на месте и ничего с ними за ночь не случилось, Корзьело вышел из комнаты, направляясь в обеденный зал харчевни. Сыщики сыщиками, а позавтракать не вредно никому. С высоты лестницы он окинул взглядом легкую суету, царящую за столами, – торопливо орудующих ложками мастеровых, капризничающих детей богатого господина, недовольно косящуюся на них Мику.
Уже на верхней ступеньке табачник почувствовал резь в животе. Словно кот рванул когтем снизу вверх, норовя вскрыть брюшину изнутри. Корзьело охнул, но упрямо сделал еще шаг. Боль вцепилась в кишки костлявой лапой, скручивая их в тугой узел. Раз, другой, третий… Фра Корзьело не сдержал стон, хватаясь рукой за балясины ограждения.
Что же это? Неужели отравили? Но ведь он сегодня ничего еще не ел. Или это яд замедленного действия?
Он медленно оседал. Скрюченные пальцы вспотели и скользили вдоль тщательно отполированного дерева. А спазм следовал за спазмом, волнами пробегал по кишкам. Будто и вправду чья-то рука вознамерилась вырвать их через зад.
– Помогите… – слабым голосом воскликнул табачник. Понял, что его никто не слышит, и закричал изо всех сил. Звук вышел жалким, словно блеяние оголодавшей козы. – Помогите! Спасите…
Первым его зов услышал молодой человек в круглой шапочке – выпускник университета, по всей видимости. Он вскочил и бросился к лестнице, но зацепился ногой за лавку, упал и скрылся из виду.
Корзьело попытался устроиться на ступеньках так, чтобы боль как можно меньше терзала его внутренности. Все существовавшее отдельно от пульсирующего комка чуть повыше пупка перестало иметь значение. Острые углы, грязь, люди, шпионы, контрразведчики, Сасандра, Айшаса… Зато если чуть-чуть согнуться вправо и сдавить ладонями живот, боль как будто становится меньше. Вот это важно. И более ничего…
– Что с вами? Где болит? – Ученый малый наконец добрался до Корзьело. – Живот?
– Жи… вот… – выдохнул табачник непослушными губами.
– Вам повезло, фра, – в голосе молодого человека прорезалась уверенность и деловитость. – Перед вами дипломированный лекарь. Медицинский факультет…
– Что же это такое с ним? – гудел где-то за пределами видимости фра Морелло. – Какое пятно на репутации мансиона!
Неожиданно жесткие пальцы медика ткнулись в живот Корзьело.
– Нет… – Табачник попытался оттолкнуть назойливого лекаря. Ведь там пояс с деньгами! – Не надо…
– Надо, фра, надо! – Ученый не обратил ни малейшего внимания на сопротивление. – Придержите его, фра Морелло. Несчастный, как видно, обезумел от боли. Вот так. Хорошо. Какой твердый живот! Да вас, почтенный, похоже, распирает изнутри. Ничего… Отвар медуницы поможет. Есть у вас медуница, фра Морелло?
– Не думаю… Откуда?
– Ну, тогда… Укроп и тмин, думаю, найдется?
– О… Конечно. Сколько угодно.
– Тогда будьте так любезны, ковшик кипятка и по две горсти укропного и тминного семени…
Дальше Корзьело уже не слушал. Боль окончательно завладела его сознанием, подавив все чувства и мысли. Последнее, что он увидел, была продольная балка, поддерживающая крышу харчевни, и на ее боку – круглый коричневый сучок, похожий на глаз коровы.
По давней привычке Мастер, чтобы пройти Аксамалу из конца в конец, выбирал самые глухие и пустынные улочки. Хотя последние указы императора, да живет… А хоть бы и окочурился завтра к обеду – что с того? Подумаешь, живет вечно! Простая формула чинопочитания, и ничего более. Так вот, указы императора предписывали его подданным блюсти тишину и порядок в вечернее время и после десятого удара колокола на Клепсидральной башне не выходить на улицы без особой нужды. Что собой представляет «особая нужда», оставлялось на усмотрение служак из городской стражи. Впрочем, аксамальцы и не стремились особо нарушать указ любимого императора. И вовсе не потому, что были законопослушны, а… Как бы это сказать? Жители города чувствовали разлитую в воздухе скрытую угрозу. Она смердела трупным запахом грядущих убийств, сожженными домами, мором и гладом. Запахи, непереносимые обывателем, заставляющие его забиться поглубже в свою, им вырытую, им оплаченную, им защищаемую норку. Если кто и шлялся по городу в вечернее время, так это записные гуляки из гвардейцев, приезжие дворяне-провинциалы, охочие до столичных развлечений, золотая молодежь, исповедующая принцип – после нас хоть потоп. Ну и, само собой, лихие люди, ищущие наживы в смутное для страны время. Не зря жаловался фра Форгейльм, лучший сыщик магистрата: преступность в Аксамале взлетела до невиданных высот. Карманники, домушники, грабители всех мастей распушили перышки и принялись теребить мошну добропорядочных горожан. А чего стоили усиливающиеся слухи о многочисленных чародейских сектах, полезших словно грибы после теплого летнего дождика!
