Людмила Астахова - Бог из машины
В канализационной трубе, куда с громким плеском спрыгнул Удэйн, м-м-м… содержимого оказалось примерно по колено. Разумеется, там было еще и темно. Холодная вонючая субстанция, журча, текла куда-то; рядом слышалось плюханье – это топтался неподалеку Тиглат.
– Ну, вот что, – зажав нос, гнусаво изрек Апэйн. – Ты у нас змеиной породы, значит, должен быть специалистом по подземельям. Вот тебе нас и выводить!
Повстанец шмыгнул носом, но спорить и огрызаться на ролфийские подначки не стал.
– Я считаю, что нам – туда, – буркнул Шэйз Тиглат и подал руку Удэйну. – Пойдем.
Поддерживая друг друга, они пошлепали вперед, иногда останавливаясь, чтоб ощупывать стены. И прошло наверняка не меньше часа, прежде чем вдали забрезжило нечто, напоминающее свет.
Алезандез Лойх
– Ах, ты ж моя прелесть! Ах, ты ж моя маленькая девочка! Скучала по мне? Скучала, конечно, скучала. А папочка был занят, папочку отвлек недопотрошенный шуриа. Но не переживай, милая моя, он нас больше не потревожит. Обещаю тебе, красавица моя.
Тив Алезандез любил животных, которые во много раз лучше людей во всех отношениях. Во-первых, они никогда не лгут, не предают и не болтают всякую чушь. Они умеют хранить тайны, всегда уважают тех, кто их кормит. Ценные качества, согласитесь?
Но особо эсмонд выделял бессловесных тварей, дающих молоко. И пьющих его. Потому в любимицах у него ходили коза и кошка. Обе белоснежной масти, обе холеные и упитанные. Прекрасные собеседницы – молчаливые и заранее согласные с любыми доводами.
И плевать, что одежда покроется белыми волосками и попахивать будет от тива не слишком приятно. На что тогда существует камердинер?
Чувствовал себя Алезандез не очень хорошо, но списывал недомогание на слишком насыщенный событиями день, духоту и обилие недобрых новостей. А кого порадует известие о начале войны? Только законченного мизантропа, к которым эсмонд себя никогда не относил.
– Ничего, ничего, малышка, тебе бояться нечего, – почесывал тив мурлыку. – Твой папочка вышвырнет эрн-Рэймси за порог, как грязного лишайного пса. Папочка не будет церемониться с Вилдайровой сворой.
К слову, не так страшен Священный Князь, как его малюют в бульварных газетенках. С ним тоже можно договориться. Но сначала показать, кто в Идбере хозяин. Вилдайр знает толк в магии и сумеет оценить силу Алезандеза Лойха.
Эсмонд расположился в саду – в плетенном из ивовой лозы кресле. Единственное место во всем Ициаре, где можно расслабиться и подремать после обеда. Травка зеленая, первые тюльпанчики зацвели, теплая зверюшка на руках – красота!
«Мы договоримся с Вилдайром. Уверен в этом. Он – умный мужик и не станет нарываться лишний раз. Можно сдать ему Шэйза Тиглата – в качестве маленького презента в знак доброй воли. Ему до наших отношений с Предвечным нет никакого дела, идберранцев я заставлю поджать хвост, а под шумок перевезем лабораторию в безопасное место, – размышлял диллайнский маг, усаживая кошку прямо на живот, чтобы погрела. – Говорят, у некоторых желудок не принимает молоко… А может, это печень шалит. Сливки были чересчур жирными. И вообще, надо бы съездить на во́ды, отдохнуть душой и телом…»
Кошка знай себе мурлыкала, коза меланхолично пощипывала травку, а тив Алезандез медленно, со вкусом и удовольствием погружался в послеобеденную сладкую дрему. Впереди целая ночь, посвященная медитации, нужно отдохнуть.
Херевард Оро
Над озером Валмира лежал туман, а высоко над землей собирались облака, и между ними оставалась мерцающая звездами полоска неба, по которой медленно плыла полная Дилах, похожая на золотую монету. Красотой этой несказанной любовался тив Херевард через распахнутое настежь окно. Самое подходящее занятие для диллайн, который даже в мыслях не смеет именовать Золотую луну на своем родном языке – Меллинтан.
Итэль никогда не стояла на коленях. Ни перед кем. Но сейчас опустилась на пол с легкостью, привычной скорее для поколачиваемой мужем мещанки, чем для дамы-аннис, для волшебницы.
– Херевард, одумайся, умоляю! Не делай этого! Разве ты забыл о судьбе нашей Буджэйры?
Нынешняя мода копировала одежду, которую носили когда-то диллайн. Тогда на Щедрой Земле, на своей погубленной несчастной родине. Те же строгие линии, струящиеся ткани, простота и безыскусность кроя. Кто мог подумать, что суждено повториться страшной трагедии тысячелетней давности. Воистину уж не в платьях ли дело?
– Херевард, я заклинаю тебя от непоправимой ошибки! Ты не можешь так поступить еще и с Джезимом! – молила она, глядя в гордо выпрямленную спину Благословенного.
– Ты ничего не понимаешь, женщина.
– Ах, вот как ты заговорил? Женщина?!
Аннис Сар вскочила так, словно паркетные доски обожгли ей колени.
– Значит, мы больше не соратницы и не сподвижницы, мы просто женщины, слабые и безмозглые существа, способные только рожать вам наследников? Так?
– И то не всегда тех, кто потребен, – прошипел Херевард, не скрывая презрения. – А на что вы еще способны? Что, скажем, ты можешь предложить для укрощения Эска?
– Но ты предлагаешь избавиться от крыс, поджигая собственный дом. Или ты надеешься отыскать новую землю?
– Какая тебе разница? – рыкнул эсмонд. – У меня не осталось никаких надежд, но и Эску я не оставлю ничего.
– Ты – сумасшедший.
Голос женщины упал до шепота. Она сама никогда не видела Прекраснейшего Файриста, она родилась в крошечной рыбачьей деревеньке на берегу теплого и ослепительно голубого моря. Здесь, в Джезиме, нигде, даже на самом крайнем юге, нет такой прозрачной воды, такого белого песка, таких ярких цветов и красок. И не будет.
Херевард резко развернулся к собеседнице – если б не пылающие бешенством глаза, то ни за что не догадаешься, что Благословенный Святой в ярости. Чувство это, конечно, частенько посещало диллайн, но никогда не становилось постоянным состоянием, как это случилось с эсмондом после поражения в магическом поединке с Аластаром.
– У нас ничего не осталось, кроме Веры, никого, кроме Предвечного, моя дорогая Итэль. А потому и терять нечего.
– Есть, – твердо ответила аннис. – Синтаф, империю, власть, Силу… Честь, в конце концов!
– Честь? Как интересно. В твоих устах звучит прямо-таки завораживающе. Ты, поднявшаяся из грязи, раздвигая…
И почувствовал на своем горле невидимые пальцы-клещи, сдавившие кадык. Сдавило и отпустило. Волшебница, дававшая когда-то обет не убивать своей рукой, просто пригрозила. Пока пригрозила.
– Моя честь – это моя забота, милый Херевард. Не будем вспоминать, кто и кому что именно раздвигал, хорошо? Воспоминания окажутся не в твою пользу, мой дорогой.
