Право сильного - Горъ Василий

Ропот и не думал затихать.

- Дело в том, что этот человек – делириец. Не только по рождению, но и по духу. И для того, чтобы вы не удивлялись всему тому, что я скажу дальше, открою вам глаза на некоторые подробности из его прошлого. Хотя нет, я попрошу это сделать человека, который некогда брал Гогнара на службу в Ночной двор Делирии!

Граф Андивар оказался рядом со мной уж слишком быстро. Видимо, его ускорили толчком в спину. Кстати, совершенно зря – личина, созданная моей супругой, в принципе не могла позволить графу отказываться выполнять мои приказы:

- Я – граф Андивар Фарбо, сотник Ночного двора Делирии и посол короля Коэлина Рендарра при дворе Вильфорда Бервера! Гогнар Подкова служил под моим началом четыре года. Чтобы не быть голословным, могу озвучить кое-какие приметы: у него нет ногтя на безымянном пальце левой руки, сломан правый нижний клык, на правом бедре косой шрам от удара мечом, чуть ниже левого соска – родимое пятно в форме косточки от сливы, а за левым ухом – бородавка…

Ерзиды загомонили: если бородавку за ухом и шрам на бедре могли видеть немногие, то сломанный клык и отсутствие ногтя явно бросались в глаза не одному человеку.

- Да, безусловно, служба короне Делирии сама по себе ничего не значит… - продолжал граф Фарбо. – Ведь ваш Атгиз Сотрясатель Земли тоже отдал ей двенадцать лет, служа в самом боеспособном подразделении нашего королевства – Снежных Барсах!

Этого большинство не знало. Поэтому гомон стал еще громче.

- Достаточно! - рявкнул Подкова и, растолкав людей Алвана, с ненавистью уставился на меня. – Уйми его, а то пожалеешь!!!

Я смерил его презрительным взглядом и усмехнулся:

- Я говорю Последнее Слово, стоя в круге для поединков, совсем не зря! И ты, любой, кто захочет оспорить мои слова, можете переступить его границу и вложить нить своей жизни в руки Субэдэ-бали!

Море искорок качнулось вперед. Вернее, не так: в нем появились отдельные водовороты и течения. В тех местах, где ко мне начали двигаться желающие. Пришлось уточнить для тех, кто не понял:

- Повторю еще раз – я готов драться с любым из вас! Но – после того, как договорю!

- Аурон-алад в своем праве! – веско сказал Алван-берз. Затем злобно зыркнул на Подкову и приказал: - Вернись на место. У тебя будет возможность выйти в круг для поединков. Даю слово!

Тот заиграл желваками, но попятился. А граф Андивар тут же перешел к основной части своего монолога:

- Вряд ли вы знаете, но в Ночной двор любого королевства предпочитают брать людей с изъянами, дабы ими было проще управлять. Такой изъян был и Гогнара Подковы: четвертый сын графа Норгарда де Вайзи, был изгнан из рода за противоестественную связь со своей младшей сестрой…

Движение правой кисти эрдэгэ было воистину молниеносным. Однако Пайк оказался быстрее, и нож, уже почти долетевший до горла графа Фарбо, воткнулся не в податливую плоть, а в землю. «Проснувшиеся» назир-аши бросились к Подкове и тут же отпрянули: Гогнар выхватил из ножен меч и нехорошо оскалился:

- Этот лайши – не алад, поэтому я требую поединка и буду драться с ним прямо сейчас!

- Этот лайши говорит моим голосом… - ухмыльнулся я. – Поэтому драться тебе придется не с ним, а со мной!

- Я убью и его, и тебя!!! – пообещал он.

- Да? Хм… А Дзарев-алад и Алван-берз не будут против, если я ненадолго прерву Последнее Слово и дам возможность этому… хм… даже не знаю, как его назвать… похотливому созданию умереть?

Вождь вождей равнодушно пожал плечами и уставился на вождя Урешей. Тот заколебался и вопросительно посмотрел на своего алуга, после чего последний расправил хилые плечи и торжественно заявил:

- Раньше Слово не прерывали. Но традициям это не противоречит!

Я кивнул, показывая, что принимаю их решение, и над ночным лагерем зазвучал гулкий голос вождя вождей:

- Я, Алван, сын Давтала, берз ерзидов и голос Субэдэ-бали, спрашиваю вас, воины – готовы ли вы испытать себя в поединке и принять предначертанное Судьбой?

…Состояние прозрения, в котором я пребывал с момента выхода из юрты Дангаза-шири, позволяло видеть намного больше, чем позволял обычный взгляд. Скажем, за непроницаемым лицом разогревающегося Гогнара Подковы я чувствовал не только злость желание драться до последнего вздоха, но и обреченность, а в глазах Алван-берза кроме гнева на эрдэгэ проглядывали растерянность и угрюмая решимость. Впрочем, растерянность чувствовал не он один, но и большинство вождей. Еще бы, часть Последнего Слова и коротенькая речь графа Андивара перевернули их представление о настоящем и разбили вдребезги мечты о будущем.

«То ли еще будет…» - разглядывая их лица, мстительно думал я. И изредка посматривал на своего будущего противника.

Двигался он очень неплохо – каждое разминочное движение выполнялось предельно правильно и четко, с пластикой, наработанной многолетними тренировками и реальными боями. Конечно же, показывал он только то, что считал нужным. Например, вращая предплечьями, он довольно тонко «демонстрировал» разницу в развитии правой и левой руки, при приседаниях «показывал» относительную слабость правосторонней стойки, а при вращениях корпуса лишь самую малость «не успевал» взглядом за разворотом плеч. Правда, в какой-то момент у меня сложилось впечатление, что все это он изображает в основном по привычке. А сам прекрасно понимает, что меня, Утерса, этим не обмануть.

В отличие от него, я свои мнимые слабости не показывал. Разогревал тело, выполняя самую обычную разминку для связок и суставов. Правда, не нашу, а ту, которую давали ученикам в мечевой школе Фалько Рубаки. Информации о моих навыках обезличенные движения не давали, что постепенно портило Подкове настроение – о том, что я хороший мечник, он слышал немало. А прочитать меня не мог!

Когда Алван-берз объявил начало боя и над лагерем прокатился громогласный крик «Ойра-а-а», Гогнар сделал еще одну попытку оценить мои возможности – перекинул меч в левую руку, а в правую взял массивный круглый щит с умбоном. Я отнесся к этому с полнейшим равнодушием – рубиться с левшой было ничуть не сложнее, чем против обоерукого противника.

Первые несколько атак Подковы я, по сути, проигнорировал: смещался в стороны или назад ровно настолько, чтобы делать бессмысленным их продолжение и не показывать своих реальных возможностей. Сообразив, что прощупывать себя я позволять не собираюсь, Гогнар в сердцах сплюнул себе под ноги и отступил к границе круга. Вбил меч в снег, перебросил щит с правой руки на левую и… выхватив из рукава метательный нож, метнул его мне в левый глаз.

Смещаться вправо, под планирующуюся атаку, было бы крайне нерасчетливо, поэтому я скользнул влево-вперед впритирку к рванувшемуся вперед мечу, всадил правый клинок в открывшуюся подмышку, а затем подсек «переднюю» ногу.

- Тва-а-арь… - прохрипел Подкова и уже в падении попытался закрутить корпус движением, чем-то похожим на «Мельницу».

У его не получилось – для того, чтобы провернуться и ударить меня кромкой щита «через спину», надо было иметь возможность вращаться вокруг своей оси. А ее не было, так как мой клинок продолжал оставаться в ране. Вернее, выйдя из нее на половину ладони сразу после удара, он снова устремился вперед, но уже чуть под другим углом…

…Как я и предполагал, воздавать почести человеку, от которого отвернулись боги, Алван-берз не стал: коротко объявил о воле Субэдэ-бали, жестом приказал убрать из круга все еще бьющееся в агонии тело, а затем довольно учтиво поинтересовался, не хочу ли я передохнуть перед тем, как продолжить говорить.

Коротенькая схватка меня не утомила, поэтому я отрицательно помотал головой, отправил графа Андивара под охрану Клешни, а сам встал на его место и снова уставился на Дзарев-алада:

- Чем занимался Гогнар в Делирии, я не знаю. Зато могу рассказать о том, к чему он вас привел. Оглянитесь по сторонам и спросите себя – где та добыча, которую вам обещал «сын Субэдэ-бали»? Где табуны прекрасных кобылиц, телеги с оружием, вереницы пленных женщин? Не видите? И я не вижу. Зато знаю, что через день-два вы начнете забивать и есть своих коней…