Михаил Ротарь - Три закона Дамиано
– Да нет, баночки хватит.
– У меня дома есть. Я с ней капусту квашу. С прошлого сезона осталась, в бочке с водой храню. Только мне торговать еще надо. Подходи сюда через пару часиков.
– Почем отдашь?
– Да недорого возьму. Всего двести рублей баночка.
– Ты таблетки от мигрени принимаешь? Ей красная цена – 150 рэ за килограмм.
– Ну походи по базару, поспрашивай, может, и найдешь где подешевле.
Она была права. И торг был здесь неуместен.
Она и на самом деле жила совсем рядом от базара. Из темного погреба она вынесла мне поллитровую банку мокрой клюквы. Получив свои законные двести рублей, она поинтересовалась:
– Может, грибочков купишь? У меня такие вкусные опята!
– Спасибо, хозяйка. Я на мухоморы недавно подсел, как лось. Но сегодня не хочется. А бутылочки у Вас не найдется?
– А как же! Зимой сами греемся, а летом за место на базаре иногда ею расплачиваемся.
Она вынесла бутылку холодненькой водочки. Я посмотрел на этикетку: водка «Дура».
– С таким пузырем к телкам в самый раз! Но у меня другой случай. Мне на кладбище. Принеси что-нибудь нейтральное.
– Тогда только самогон!
– Без дихлофика для крепости? Ты не смотри на меня, как на лоха, я все знаю. И рецепты, и технику, как пить и как проверять.
Она немного помялась.
– Только для тебя. Есть такая бутылка. Для такого случая грех левый товар подсунуть. Я для себя его делала.
И она вынесла запотевший пузырь с пластмассовой закруткой. Я понюхал ее, сделал глоток. Натуральная «саманя». У нас дома в магазинах продается даже фирменная самогонка, и она стоит дороже натуральной водки. Пара капель на чугунных «блинах» ее печки горели таким синим пламенем, что я убедился, что она не врет.
– Сколько с меня?
– Сколько душе не жалко. Можешь и так забирать!
Она содрала с меня семь шкур за клюкву, но самогонку просто дарила! Я сам русский, но не всегда понимал и всю загадочность нашей души. Я дал ей двести рублей:
– Помолитесь за мою душу. Сам не умею.
У входа на кладбище сидели две старушки, которые продавали цветы, венки и свечи. Я купил розочки и астры, и пошел по кладбищу.
Квартиросъемщики меня не обманули. Могилы прибраны, загородка в порядке, скамеечка для сидения чистая. До Пасхи далеко, и на кладбище было мало народу.
Я положил цветы у изголовий и расстегнул сумку. Рассыпав клюквочку на землю, я выпил первый стакан. Второй я вылил на землю. Затем опять налил и поставил полный стакан возле памятника. Я накрыл его куском черного хлеба с салом. Отец его очень любил. Еще он любил аджику, поэтому я приправил его и специей, купленной все на том же базаре.
Я прочел единственную молитву, которую знал. На выходе дал кладбищенской сторожихе двести рублей.
– Присмотрите, пожалуйста, за тем участком.
Она взяла бумажку и кивнула. Дождавшись автобуса, я вернулся в город.
В гостиницу я решил пока не идти. Позвонив Ивану по мобильному, я убедился, что у него все в порядке.
Тринадцать шагов
Опять этот колокольный звон за окном! Нельзя ударять в колокол по утрам, это ни к чему хорошему не приводит! Только после захода солнца! И он должен звучать только девять раз. Ни разом меньше, ни разом больше. И тон его должен быть резким, а не протяжным. Если это сделано не так, то будь этот звон проклят!
«Священник» должен поворачиваться против часовой стрелки и благословить четыре стороны света. Последнее благословение он должен отдать на западней стороне. Но этого никак не увидеть. Из этой кельи просто так не вырвешься.
Вчера приходили эти знахари в белых балахонах. Они надели на его голову шлем и что-то там смотрели на своих экранах, как будто что-то в них понимали.
Потом пришел еще один дебил, раздвигал веки и высматривал в них истину. Ему хотелось плюнуть ему в рожу, но у кровати стоял тот самый амбал на стреме. У него хорошая реакция и кулаки железные, это уже проверено.
Дебил плохо говорил по-русски, но жестами показал, что надо заложить ногу за ногу. Он достал резиновый молоточек и стал стучать по его коленкам. Довольный результатом, он стал что-то писать в своем блокноте.
«Ты тоже ответишь. Ты у меня будешь под номером „семь“. Для тебя будет специально подготовлен молоток. Только он будет не резиновым. И он будет немного побольше».
И опять эта сеструха со шприцом. И опять ее дежурная фраза:
– Очень хорошо! Теперь держите тампон! После пентотала нельзя двигаться! Арчи, магнит! Очень хорошо! Теперь спите!
Сегодня появился еще один тип. Он говорил по-русски без акцента. Похоже, сам русский. Он начал издалека:
– У меня были пациенты, которые не могли вспомнить, в какой руке надо держать ложку, и для чего нужен стакан. А пить они могли из той «утки», что стоит под Вашей кроватью. Но некоторые из них вскоре вспоминали все и становились нормальными людьми. Вы не вспомнили, как Вас зовут?
– Меня никто не зовет. Я сам иду туда, куда мне надо!
– Я, может быть, не так выразился. Какое Ваше имя? Вы не вспомнили его? Как Вас окрестили?
Вертухай моментально отреагировал и нанес ему удар в лоб. Он все время держал в фокусе пациента. Недельное спокойствие его было латентным. Санитар был не только сильным, он был еще со стажем, и знал, что «в тихом омуте черти водятся», а тот, кто бывал уже разочек буйным, таким остается надолго.
Ему пришлось разжать руки и отпустить шею этого врача. Санитар моментально скрутил его и зафиксировал магнитом. Больной большой физической силой не обладал.
– Я не понимаю Вашей агрессии! – прохрипел врач.– Я ничего плохого не сказал. Я приду завтра.
На помощь вертухаю пришел еще один амбал. Опять игла в ягодицу. Но в этот раз после дикой боли не расслабуха, а удар в голову. Еще один удар, и еще несколько, с частотою пульса.
Он вспомнил, как в заброшенном складе с выбитыми стеклами на деревянном столе лежала голая шлюха с горящей черной свечкой в руке. Он была в полной отключке после коктейля из «кокса» и портвейна. Даже горячий воск, обжигающий ее руку, не мог пробудить ее.
«Посвященный» напоминал:
– Помни про правило «тринадцати шагов». Подойди к «алтарю»! Скоро ты должен будешь сделать с ней то, что ты должен сделать! Она уже не наша. Она хотела уйти. Не прячь похоти, не скрывай своих желаний. Чем сильнее и грубее ты это сделаешь, тем больше силы и власти даст тебе наш Господин! Можешь удовлетворить себя так, как пожелаешь, до «того», во время «того» или после «того». Вот тебе сосуд. Нам надо тринадцать граммов ее крови. Не посрами нас, Никколо!
И он ударил в гонг.
Дежавю
