Павел Александров - Дар миротворца (СИ)
– Какая она грозная! В доме архивариусе ты уже показала на что способна, колдунья.
– А меня и Маркоса ты не посчитал, тупоумный палач! – неожиданно выпалила Лейна и решительно подошла ближе к Амарте и Эфаю. Марк молча последовал её примеру, кляня себя за то, что не сделал этого первым.
– И меня! – вздорно вскинула голову Эльмика, но из предосторожности отступила ближе к двери дома.
Радагар несколько секунд обводил взглядом объявившихся противников, очевидно, прикидывая силы. Когда его взгляд дошёл до Сурка, сарпедонец ухмыльнулся и занял место рядом со сторонниками Эфая.
– Прости, Радагар. Знаю, ты на меня рассчитывал. Но семеро против пяти – не по-честному будет. А теперь – шесть на шесть – славное число!
Простояв с полминуты в напряжённом молчании, Радагар шагнул к отшельнику. Марк смотрел в глаза старшего секутора, в которых соединились отвага закалённого воина и суровость судьи. Но в эту минуту Марку показалось, что взор Радагара смягчился, и жестокий секутор сейчас улыбнётся, дружески хлопнет на плечу давнего побратима и конфликт закончится сам по себе…
…Глухой звон тяжёлой пощечины обрушился словно небесная молния. Удар был силён. Эфай едва удержался на ногах, в тот же миг успев схватить за руку Амарту, не позволив ей вскинуть жезл.
– Ты арестован как сообщник чёрной колдуньи, Эфай, – прошептал старший секутор. – Соответствующие бумаги я сегодня же отправлю с гонцом в Амархтон. До тех пор, пока не придёт решение королевы относительно тебя, ты остаёшься в этом доме под домашним арестом. До скорой встречи, Посвящённый.
Наградив Эфая ещё одним тяжёлым взглядом, Радагар вернулся к своим людям и сел на лошадь. Вскоре шестеро всадников понеслись назад в Саламор. Облегчённого вздоха не испустил никто. Эфай, опираясь на меч-посох, сделал несколько шагов вперёд и остановился, прислушиваясь к мёртвой тишине. Никто его не окликнул. Только сейчас Марк ощутил насколько неестественна и жутка эта тишина – не светлое безмолвие Фарана, дарующее покой, а тишина больного одиночества и безумия.
«Что происходит? Почему все молчат? Неужели они тоже чувствуют что-то?»
Вокруг потемнело. Лёгкая дымка тумана сгустилась, сократив обзор и медленно поползла к дому. И тут сквозь зловещую тишину до ушей Марка донёсся призрачный скользящий шорох. Будто длинные змеи стремительно пронеслись по земле. И в этом шорохе Марк ощутил гибельный рок. Нечто неумолимое и непостижимое надвигалось из тумана, сжимая и сжимая кольцо…
Раздался едкий смешок Амарты. Поначалу тихий-тихий, но постепенно нарастающий, как будто чародейка собиралась расхохотаться на всю округу.
– Какими же глупцами оказались все мы! Вот недоумки!.. – она обернулась к Сурку. – Ты тоже хотел поймать некроманта, сарпедонец? Радуйся! Некромант идёт!
Сурок хотел насмешливо хохотнуть, но смех у него получился коротким и нервным.
– Не надо меня пугать, колдунья. Некроманту незачем раскрывать себя, раз его ученик ускользнул сам.
– А ему нужен вовсе не Мелфай, – Амарта расплылась в кривой усмешке. – Он собрал всех нас ради другой цели. Совсем другой.
– Чего-чего? – скривился Сурок.
– Амарта права, – с необычной твёрдостью в голосе вымолвил Эфай.
– В чём?
– В том, что все мы – глупцы. И в том, что мы здесь собрались не собственной воле, как нам казалось. Нас собрал именно тот некромант, на которого так ретиво охотился Радагар.
Марка обдало холодом от этих слов. Звук призрачных скольжений повторился, и туман начал сгущаться быстрее.
– Не хочу показаться слишком гордым, но ему нужен только я. Уходите все в дом и сидите там, – в голосе Эфая не было ни страха, ни бесстрашия. В нём слышалось умиротворение странника, который завершил свой путь и готов с лёгким сердцем встретить вечность.
И в дополнение его слов из уст Амарты, напряжённо глядящей в наползающий туман, вылетело короткое, но всем знакомое слово:
– Тенебежцы!
***
Призрачные скользящие тени мелькнули в зарослях осоки, шагах в тридцати-сорока, и тотчас скрылись в тумане, неуклонно подступающем к дому. Марк почувствовал, что теряет ощущение реальности. Всё вокруг начинало расплываться, как в дурном сне. Кто эти невидимые враги? Кто они, тенебежцы? Возникшие в памяти слова настоятеля Малония о «вкрадчивом, коварном гаде» увы, ни о чём не говорили. Гораздо более жуткие картины обрисовывало словосочетание «творения некроманта». Магия мёртвости, сродная порабощающей гнили Белого Забвения, грозила участью куда более страшной, чем самая мучительная смерть. Ужас Белого Забвения, пережитый Марком когда-то давно, оживал вновь; поглощённые маревом люди – живые люди – гнили в топях, добровольно избрав искушение «вечного наслаждения», и один взгляд на них вызывал приступ тошноты. В эту минуту, когда кольцо тумана почти охватило дом, Марк пришёл в ужас: что, если у него не хватит сил устоять перед искушением, которое нашлёт на него некромант?!
Но пока что сила, которая надвигалась вместе с густым туманом, не пыталась его околдовать. Скорее она приказывала ему спасаться бегством и великодушно предоставляла такую возможность.
Эльмика воспользовалась советом Эфая, проворно шмыгнув в открытую дверь. Сурок лишь хмыкнул и взвесил в руках свои топоры. Лейна поспешно вбежала в дом, но только для того, чтобы вооружиться луком и выбраться на крышу. Ильмар, неумело выставив перед собой свой бронзовый меч, дико таращил глаза.
– Так вот ради чего всё это затевалось! – с роковой улыбкой прошептала Амарта. – Отшельник Фосферос. Всего лишь отшельник Фосферос. А я-то думала!
– Что ты думала? При чём здесь Фосферос? – пересохшим голосом спросил Марк.
– Фосферос – вот кто нужен этому некроманту. Ради этого трофея он и вёл нас с тобой, Маркос, из самой Спящей сельвы.
Марк опешил. Это невозможно… Невозможно!
«Единственная цель замысла некромантов – это убить Эфая? И для этого он избрал меня? Нет, не может быть! Он не мог предугадать, что я отправлюсь в Фаран… Или мог? Но даже если так, он не мог рассчитывать, что я уговорю Эфая покинуть Фаран и приведу его в Саламор! Не мог!»
Марк поймал себя на том, что смертельно боится согласиться с мыслью, что все его решения и действия, которые, как он верил, проистекали из его разума, его души, его характера, принимались и совершались по тонкому расчёту изощрённого разума той личности, которую Никта называла Кукловодом.
«Кукловод знал, не мог не знать, о способности Эфая принимать чужие раны, – упрямо, почти навязчиво твердил разум. – Он всё знал заранее. Знал, что Амарта захочет убить Мелфая. Знал, что Сурок выстрелит ей в спину. Знал он и то, что Эфай возьмёт рану Амарты на себя… А теперь, чтобы добить раненого Фосфероса, он выпустил свору своих неуязвимых бестий…»
