Джезебел Морган - Охотники Смерти, или Сказка о настоящей Верности
— С возвращением в реальность, ученица. Сможешь идти сама?
Она чуть удивлённо кивает. Опустив её на землю, я терпеливо наблюдаю, как она со стоном разминает затёкшие ноги. Выглядит моя Верная почти здоровой, к её коже вернулась привычная матовая белизна.
— Темнеет, — даже как-то излишне равнодушно замечаю я. — Надо успеть уйти как можно дальше. Сейчас мы почти над Лейкерской твердыней.
Ученица отвечает мне мрачным взглядом, но продолжает плестись за мной.
Сероватый свет хмари медленно рассеивается в воздухе, густые вязкие тени поднимаются из ущелья. Мне не надо объяснять, что днём была лишь прелюдия к симфонии смерти. Мне не надо рассказывать сказки-байки о том, что твориться по ночам на перевале. И я прекрасно понимаю, что одна не справлюсь, а инициировать кинжал для Риды, тем самым официально признав её Чародейкой я не успеваю.
Но ведь я должна её отсюда вывести, так? Значит смогу.
Только как это объяснить Павшим Воином? Лишь силой.
Страшные тени живших и умиравших здесь века назад людей, стоят на нашем пути. Я встречаю их сладенькой улыбочкой и светом кровавых звёзд в глазах. В моих венах бушует почти забытая, но такая сладкая и родная сила, что я чувствую себя всемогущей. Что-то похожее наверняка бьётся и в груди ученицы — извечный инстинкт Верных, защищать друг друга любой ценой. Сейчас, перед лицом ожившей, почти материальной смерти, для нас нет преград. Алое марево колыхается передо мной, заставляя тени отступать. Подозрением кольнула мысль, что что-то не так. Они должны всеми силами пытаться убить нас! Они должны с неистовостью северных берсеркеров бросаться на нас и нашу магию, должны не чувствовать болезненно-страшных касаний… Иначе о защитниках Лейкерской твердыни не ходили бы такие страшные байки.
Тебя что-то не устраивает в сложившейся ситуации?
Голос, бесконечно усталый, бесконечно знакомый, почти родной, и как всегда ироничный. Кир… Во что ты ввязался на этот раз?..
Вас спасаю, моя Леди.
Стиснув зубы, почти бегу дальше от этого места, его застарелой ненависти ко всем разумным существам, и от свежей терпко пахнущей боли Сына Ночи. Не хочу думать о том, какую цену он заплатил. Не хочу знать.
Ох, как я жалею о невозможности помочь тебе, просто стоять за спиной молчаливой и немного ехидной поддержкой.
Сколько времени мы бежали, проходя строй безмолвных, укоризненно-мрачных теней? Я не помню. Бег слился в одну бесконечно долгую череду ноющей боли в груди. Сколько раз падала Рида и я тащила её на руках? Я не считала. Зачем? Была цель, и был — путь к ней. Всё, что перед целью, должно обратиться в ничто.
Рассвет (первый? Или третий, как ушёл Кир?) я наблюдаю у подножия гор. Заледеневшие губы сжаты в тонкую линию. У костра спит Рида. Чёрный шёлк волос моей Верной укрывает её ажурным плащом поверх обыкновенного. Ученица не знает, что нам удалось пережить, иначе её шикарные волосы окрасились бы серебром. С ухмылкой качаю головой. Мне-то уже седеть дальше некуда.
Да, мы совершили чуть ли не подвиг по меркам людей. Прошли через Лейкерский перевал. Живые и даже не сломленные чужой болью, сохранившие свой разум. Но ведь за всё надо платить, так?
Кир и заплатил. Своей жизнью. Когда медальон Гильдии Охотников сквозь ткань ожёг грудь холодом, я чуть не полетела вниз головой с узкой и торной тропки, по которой мы спускались. Затем нас настигла Тьма. Не пустая и голодная, а… тёплая. Почти родная. Дружелюбная. Коснулась нас нежным обещанием и сутью, и памятью улеглась в разум Риды. Кир просто не мог позволить силе своего клана остаться в горах, среди помнящих, но таких холодных скал.
Он остался Павшим Воином.
Смотрю в хаотичную пляску огня, яркую и вертлявую. Я понимаю, что для Сына Ночи, верного вассала своей Среброокой Госпожи, это была достойная смерть. Но как мне мучительно стыдно за первую мысль, безмерно-глупую и неуместную, сменившую ступор понимания-осознания-принятия.
"Как же так, Кир? Почему? Ведь я сама хотела убить тебя! Как ты посмел умереть раньше?"
Как же мне стыдно… Прикусываю губу, встряхиваю головой. Несколько особенно длинных прядей хлестнули меня по лбу. Только сейчас вспоминаю, что не знаю его имени. Кир, Сын Ночи. Обращение к одному из Ушедших-в-Ночь, одному из многих. Я ведь почти не знаю тебя, сын Айкерского Королевства. И уже никогда не узнаю.
Так спи в тишине, мой верный враг, ставший мне ближе друга. Да не прервётся твой сон из-за вот таких вот идиотов, как мы.
Ты был величайшим из Сынов Ночи.
По щеке скользит незамеченная, одинокая слеза. Ледяные доспехи спокойствия рассыпаются под весом светлой скорби.
Со свистом втягиваю воздух, заставляю себя успокоиться. Это так легко, когда разум скован скорбью и некому, некому лезть ко мне с утешениями. Мёртвых этим уже не возвратить, так зачем тратить слова, эмоции и время впустую? Отстраниться, отрешиться от горечи и боли, вспомнить, что есть ещё и Верная, которую надо учить…
Как же хорошо, что девчонка не разобралась на перевале с той силой, что выла-стонала в её крови, не начала испуганно её выплёскивать. Нет ничего хуже Чародейки, не имеющей власти над силой своей крови. Воплощение в Павшего Воина рядом с такой перспективой выглядело почти заманчиво.
Проснувшаяся Рида осторожно присаживается рядом со мной, доверчиво смотрит, широко распахнув глаза. Я даже не заметила, как она подошла. Совсем раскисла. С кривой улыбкой ласково провожу ладонью по её голове, в ответ на такое неумелое проявление благожелательности она сжимается, с удивлением и страхом разглядывая моё лицо. Да, милая, знаю, что сейчас оно больше похоже на гротескную маску.
— Он ведь умер, так? — спокойно и требовательно спрашивает ученица. Судорожно киваю, губы не желают слушаться, не желают в слух произносить то, во что я сама отказываюсь верить. Теплиться глупая, до одури наивная надежда. А вдруг?.. Но я ведь давно уже не ребёнок. Знаю, когда и из-за чего леденеет медальон Охотников. Знаю, что Павшие никогда не пропускают никого без платы. И как Киру удалось с ними договориться?
Дождавшись моего подтверждения, девушка переводит безучастный взгляд на потухшие угли костра. Жирный чёрный пепел, влекомый лёгким, но ледяным ветерком, рассыпается по земле.
— Я знала, — её голос надрывно-спокойный, гордая горянка из последних сил сдерживает слёзы. — Мне сегодня приснилось, как он умер.
С жалостью и гордостью смотрю на неё.
— Кошмарный был сон.
Она дёргается, как от неожиданно-подлого удара человека, которому всецело доверяла.
Резкое и недружелюбное:
— Откуда знаешь?
— Такая смерть не могла быть лёгкой или хотя бы безболезненной.
