Танит Ли - Повелитель гроз
— Моя царственная матушка. Какая неожиданная радость!
— Отошлите своих людей, — с ходу приказала она — То, что мне предстоит вам сообщить, не для их ушей.
Он отложил ожерелье и поднялся.
— В чем дело, мадам? Неужели сегодня Катаос оставил вас неудовлетворенной?
Она ничего не сказала. Ее лицо казалось маской бесстрастия, но она не умела носить эту маску. Под ней он различил еле сдерживаемое торжество. Он взглянул на нее пристальнее, и дурное предчувствие прошлось по его коже липкими и холодными пальцами. Амрек сделал знак ювелиру с помощником, все еще топтавшимся в углу, и они, кланяясь, попятились прочь. Он едва заметил это.
— Ну, мадам? Что у вас за новости?
— Сын мой, — начала она. — То, что я намерена рассказать вам, касается вашей невесты.
Он почувствовал, как в душе у него поднимаются волны черной ярости.
— Что с ней произошло? Что вы с ней сделали?
— С ней произошло многое, но я не сделала ничего, лишь раскрыла это.
Ненависть, клокотавшая в ней, искажала ее черты, делая их уродливыми. Он сжал ее плечо. Ему казалось невозможным, что когда-то он был заключен в ее теле, находился в ее полной власти — а теперь был свободен от нее, мог, если бы захотел, выдавить из нее жизнь, но все равно оставался перед ней беспомощным и хнычущим ребенком.
— Довольно игр, мадам. Рассказывайте, что хотели.
И увидел ее улыбку. Она не смогла удержать ее.
— Ваш Дракон-Лорд, Ральднор Сарит, взял на себя смелость учить вашу невесту постельным премудростям.
Он оттолкнул ее, словно она обожгла его.
— Не лги мне, — выдавил он, прекрасно зная, что даже она ни за что не осмелится солгать ему в подобном деле, и внезапно снова ощутив тот новый, безымянный, бесплотный запах, источаемый кожей Астарис.
Вал-Мала снова спряталась за ничего не выражающей маской и принялась излагать.
Пока она говорила, он не сводил глаз с ее губ. Казалось, он следит за тем, как с них слетают слова, как будто смотрел на крыс, выбирающихся из какой-то зловонной подземной щели. Когда она закончила, его лицо стало совершенно застывшим и пустым, словно дурацкая раскрашенная маска на карнавале.
Он отвернулся от нее, закрыв глаза, чтобы их не резал свет, ее монотонный голос преследовал его, проникая в самые отдаленные уголки сознания.
— Разумеется, Амрек, будет гораздо лучше, если ты узнаешь до свадьбы, а не после нее, какая дрянь твоя принцесса. Тебе что, нужна в постели шлюха, которая каждую ночь будет приходить к тебе из койки одного из твоих солдат?
Глаза ее блестели, но все же что-то внутри нее подрагивало, ожидая вспышки его гнева. Она отлично помнила, как однажды, еще ребенком, он набросился на нее, когда она отказала ему в чем-то, и убил бы, окажись у него под рукой оружие. Но ничего не последовало. Ее охватило злорадное торжество.
— Ты предпочитаешь, чтобы тебя обманывали, Амрек?
— Да, — отозвался он без всякого выражения.
— Похоже, другие беспокоятся о твоей чести и королевском достоинстве больше, чем ты сам. Возможно, Амрек, если бы ты воспользовался своим правом жениха, она удовлетворилась бы этим и не стала смотреть на сторону. Тебе дали женщину, а не кусок хрусталя.
Он вышел из круга света, отбрасываемого лампой. Она слышала, как растекается в темноте его молчание.
— Тряпка! — прошипела она. — Подумай о том, как посмеялась над тобой эта кармианка. И позаботься, чтобы она заплатила за это.
Он шел по дворцу, полуослепший от приглушенного света ламп. Придворные дамы в ее передней в ужасе разбежались, увидев его лицо. Он распахнул внутренние двери и очутился с ней лицом к лицу, словно она ожидала его.
Он с грохотом захлопнул за собой двери и остановился, глядя на нее.
— Меня обручили с вами в Лин-Абиссе, мадам. Я пришел осуществить свои права.
— Как вам будет угодно, мой лорд, — отозвалась она без отвращения и без охоты. Он понял, что она примет все, что бы он с ней ни сделал, ибо он был лишним в ее жизни. Ярость подступила к горлу, словно горькая желчь. Он ощутил себя бессильным, как плотски, так и во всех прочих смыслах, перед ее безумной безмятежностью.
— Он принудил тебя? — спросил он.
И в тот же миг уловил ее отклик. Как и однажды в прошлом, он увидел, как в бездонной глубине ее глаз что-то мелькнуло — но это был не страх. Это была жалость к нему. Она жалела его — она жалела! Знала ли она, что ее ожидает?
— Нет, мой лорд. Я этого хотела. Простите, что причинила вам боль.
— Боль? Думаю, стоит кое-что разъяснить тебе, Астарис. По законам Дорфара за это ты отправишься на костер.
— А Ральднор? — мгновенно спросила она, как будто собственная судьба совершенно ее не занимала.
— С ним сделают то, что я прикажу, — ком в горле чуть не задушил его. — Самое меньшее, что ему грозит — кастрация и виселица.
Она взглянула на него, но во взгляде не было мольбы. Лишь покорность — за них обоих. Он представил, как ее привяжут к деревянному столбу, как жадное пламя начнет лизать ее ступни, пожирая хрупкие кости, точно трут; увидел, как наяву, распадающиеся лепестки ее золотистой плоти, черный пепел, носящийся на утреннем ветру, и облако ее пламенеющих волос, которые сами были пламенем, — и издал нечеловеческий вопль, закрыв глаза руками, чтобы погасить миллион маленьких костров, в которые превратился свет ламп.
— Я ничего не могу сделать, — закричал он. — Ничего ! — и понял, что плачет. Он схватил ее, но прикосновение ее волос было невыносимым. — Нет, — прошептал он, — я не позволю тебе умереть только потому, что таков обычай. Я найду способ.
Смутно, точно откуда-то издалека, он ощутил легкое прикосновение ее руки, горький бальзам утешения этой женщины, которая предала его и могла ожидать в отплату лишь смерти. А следом пришла мысль о Ральдноре, за которым сейчас охотились по всему Корамвису, — о человеке, которому он доверил охранять ее. Умрет ли он от ножа нетерпеливого гвардейца или доживет до веревки, которой ему удалось избежать в абисском саду? Амрек немного помолчал, принимая ее сочувствие, потом отстранился.
— Я пришлю сюда кого-нибудь, — отрывисто сказал он. — Уйдешь с ними. Я не могу дать тебе ничего, кроме твоей жизни. Ничего с собой не бери.
— Мне придется уйти одной? — спросила она.
Он ощутил, как вокруг него смыкается броня всех этих долгих лет.
— Мадам, — раздраженно произнес он, — не просите у меня слишком многого. Толпа тоже должна получить развлечение. Кроме того, ваш любовник, скорее всего, уже мертв.
Амрек не знал, собиралась ли она сказать ему что-то еще. Он развернулся и вышел, оставив ее в комнате, залитой ослепительным светом ламп. Будет легко обмануть пламя и все же потерять ее. Он чувствовал, как непоправимо ужасна его правота. Астарис не была предназначена ему — он всегда об этом догадывался, и его тело в своем воздержании тоже знало это. Теперь он вернулся в то время, когда еще не знал ее. Он снова стал самим собой — облеченным властью безумцем, чудовищем, калекой. Он снова натянул на себя свой образ. Все, что ему теперь оставалось, — жить в этой яростной тьме.
