Сергей Костин - Пепел Ара-Лима.
Сзади подошел майр Элибр, встал за спиной.
— Он очень похож на своего отца, — тихо сказал телохранитель. — В первый раз, когда я увидел глаза наследника, показалось, будто мертвый король смотрит на меня.
Самаэль коротко кивнул. Он сам видел Хеседа только на золотых стеронах, да и то, на монетах король был изображен только в профиль.
Неожиданно внимание колдуна привлекло запястье наследника. В слабом свечении, что был окружен Аратей, колдун различил на руке короля красный ожог, похожий на перечеркнутое солнце. Крестоносец отпрянул от кровати, словно различил что-то ужасное.
— Ты видел это? — колдун указал майру на запястье мальчика.
— Это было у короля до того, как я приехал в долину.
Элибр заметил, что колдун, словно пересиливая себя, склонился почти вплотную к знаку перечеркнутого солнца. Осторожно прикоснулся к шрамам. И под его пальцами круг с двумя линиями, что перечеркивали его, засветился.
Тотчас колдун отскочил от кровати, чуть не сбив телохранителя. Вцепился в рукав Элибра и потащил майра к коридору.
— Король не говорил, откуда у него этот знак? — чуть не задыхаясь, спросил колдун, хватая собеседника за вороты куртки.
— Нет, — замотал головой майр, удивленно взирая на колдуна. — Но у Гамбо на руке такой же ожог. Простые детские забавы, беспокоится не о чем.
— Не о чем! — воскликнул слишком громко колдун, встряхивая Элибра. — Да знаешь ли ты, мертвая голова…
Самаэль безнадежно махнул рукой, ничего не объясняя.
— Ганна Вельда как-то упомянула, каким образом все это произошло. Но я не обратил внимания на ее слова.
Телохранитель топтался на месте, чувствуя, что случилось нечто страшное. Иначе, что другое могло так взволновать белобородого старика?
— Вельда? — оживился колдун. — Оставайся здесь, майр. И смотри в оба. Не спрашивай меня ни о чем. Я пока не знаю ответа ни на один твой вопрос. Может то, что видели мои глаза, всего лишь случайность. Но может статься и так, что все мы оказались невольными участниками ужасного действа.
Колдун, куда только девалась его степенность, метнулся к соседней двери, за которой находилась комната, отведенная кормилице. Распахнул ее, не удосуживаясь даже постучать. Не успел перешагнуть порог, как в лицо его смотрел кончик стрелы.
— Какого дьявола? — равнодушно поинтересовалась Вельда, опуская лук, который всегда был рядом с ней. — Я уж подумала, что кэтеровские легрионы штурмуют нашу крепость.
— Хуже, — колдун отвел глаза от тонкой рубашки, в которую была одета женщина. — Накинь на себя что-нибудь. Нам необходимо поговорить.
— Посреди ночи? Весьма любезно с твоей стороны, — Вельда натянула на плечи одеяло, и шлепая босыми ногами по полу, выглянула в коридор. — Доброй ночи, Элибр. Что стряслось с нашим уважаемым колдуном?
Майр, стоявший у дверей детской, пожал плечом. Он и сам хотел бы знать, что случилось.
— Майр сказал, что тебе известно, при каких обстоятельствах у короля и твоего сына появился на запястье знак, перечеркнутый двумя линиями круг, — колдун крепко сжал сильными пальцами плечо ганны, не позволяя ей вертеться.
— Знак? — ганна сморщилась. Руки у колдуна были достаточно сильны, чтобы даже сквозь одеяло причинять боль. — Перечеркнутый круг? Вот такой? О, Гран!
Вельда протянула к Самаэлю руку, на которой светился желтым огнем знак перечеркнутого солнца.
Колдун, не обращая внимания на удивленную ганну, стремительно прыгнул ей за спину, обхватил одной рукой шею женщины, а в другой в ту же секунду возник ослепительно горящий нож.
— Не двигайся, дьявольское отродье, — почти нежно прошептал колдун на ухо ошеломленной ганны. — Видишь, в руке моей огненный нож? Как раз для такого чудовища, как ты. Одно прикосновение и твое тело испарится в страшных муках.
Вельда, скосив глаза, моргнула, подавая знак, что она все поняла и никогда в жизни не посмеет пошевельнуться.
— Ответь, ведьма, это ты поставила клеймо на руки детей? Где взяла ты его? Признавайся, а не то…
— Колдун, у тебя совсем помутился разум, — прошептала ганна, наблюдая за огненным лезвием. Она, как наследная ганна, прекрасно знала, для чего нужны такие мощные ножи. Уничтожать сбежавших из ада духов. — Если ты отпустишь меня и перестанешь махать ножом у моей шеи, я с удовольствием расскажу все, что знаю.
Самаэль подумал мгновение и согласно кивнул.
— Если сделаешь хоть одно движение, я уничтожу тебя, — прошипел он и, отпустив женщину, шагнул назад, к дверному проему.
Вельда покрутила шеей и, отпуская через каждое предложение проклятие тому, кто безо всякой причины будит бедных женщин по ночам и грозиться прирезать, поведала крестоносцу про тот вечер, когда она, негласно присматривая за юным королем, стала свидетельницей детской игры.
— Мне пришлось изрядно потрудиться, колдуя, чтобы боль от раскаленного железа была не столь ужасна, — завершила она свое повествование. — Иначе дети визжали бы так, что на их крик сбежались все горняки с долины. Поверь Самаэль, это была всего лишь игра, забава. В шестилетнем возрасте, да будет тебе известно, старый убийца женщин, дети любят играть в тайные общества. Им нравится быть независимыми от взрослых. И я не вижу ничего плохого в этом.
— Что случилось дальше? — колдун, хоть и уничтожил огненный нож, но смотрел хмуро, не до конца доверяя словам ганны.
— Дальше? Дальше я сама поставила на свое запястье знак. Было, знаешь ли, больно.
— Зачем?
— Тебе этого не понять, — ганна в очередной раз выбранилась, правда совсем беззлобно. — То, как делали это дети, показалось мне интересным. Трогательным, если хочешь. Тайный союз, секретные знаки и слова, непонятные всем остальным. Понимаешь меня, колдун?
— Кажется, да. Ты спятила, женщина. Но даже если все, что ты сказала правда, откуда у Аратея клеймо?
Вельда оттопырила нижнюю губу:
— За месяц до этого горняки говорили, что часто видели, как наследник спускался в лабиринты. Скорее всего, что он нашел железяку именно там. В шахтах полно разного брошенного барахла.
— Возможно, — колдун подошел к ганне. Та, помня обещание колдуна и зная, что Самаэль обещания свои в большинстве своем выполняет, стояла неподвижно. — Пока я не удостоверюсь, что все сказанное правда, не успокоюсь. И горе тебе, если я ничего не найду у черного монолита. И горе всем нам, если хоть одно слово в твоем рассказе неправда. Ты пойдешь со мной.
— На улице, кажется, ночь, — поежилась Вельда.
— Может случиться так, что ночь никогда не закончится, глупая женщина. Делай то, что говорят. Я жду тебя в коридоре.
