Терри Пратчетт - Наука Плоского мира. Книга 4. День Страшного Суда
Ринсвинд схватил Декана за руку и потянул прочь, но Декан, повысив голос, добавил:
– Это вопрос принципа!
В любом назревающем конфликте подобная фраза звучит словно музыка на «Титанике», в том смысле, что под её звуки вы и пойдёте на дно. Несмотря на дикий рёв Декана о своей bona fedes причастности к божественному пантеону, Ринсвинду удалось убедить служащих собора, а впоследствии и полицию, что Декан находится под сильным впечатлением от того, что недавно получил молотком каменщика по балде и что вскоре он придёт в себя и больше это не повторится. Что же до него самого, то есть Ринсвинда, он присмотрит, чтобы он, то есть Декан, без происшествий добрался до дому. Хотя на самом деле Ринсвинд перенёс их обоих в Австралию на том основании, что ему там нравилось.
Пока они расправлялись с ведром устриц, приготовленных по рецепту полковника Килпатрика, Декан сказал:
– Знаешь, мне уже начинает это надоедать. Эти люди! Они уверены, что мир вращается вокруг них.
– Ну, – начал Ринсвинд, – у них просто так написано в одной из их главных священных книг. И на самом деле тут есть такие, которые всерьёз верят, будто их задача состоит в том, чтобы как можно быстрее израсходовать все ресурсы планеты. Мол, потом боженька сотворит им ещё одну. Прочитав это, я подумал: «Вот так так! Кого-то ждёт большой сюрприз!»
– Этот их догмат, – заметил Декан, – звучит, словно вредный совет. – Уверен, что у них есть мозги? В смысле, с одной стороны, мы знаем, что есть, но наверняка тут не обошлось без политиков и жадных торгашей – обычные обезьяньи штучки. Разумеется, здесь хватает умных людей, которые противостоят ушлым, пусть даже на стороне последних – деньги. Однако ни один умный человек, несмотря на соблазн, не купится на столь дурную весть, какой бы важной она ни казалась. Нужен настоящий смельчак, который не побоится встать и сказать, что, чему бы ни учила эта самая священная книга, в ней наверняка есть места, требующие редакции. – Он вздохнул. – Увы, похоже, что сам факт веры в разнообразных богов даёт верующим право требовать, чтобы остальные прислушивались к их мнению. Они уверены: нельзя расстраивать богов, и всё тут.
– А вот мне удалось расстроить нескольких, – сказал Ринсвинд. – По-моему, это только держит их в тонусе. Сами знаете, рискуешь покрыться плесенью, если время от времени тебя не взбадривать. – И несколько мрачно добавил: – Лично со мной это происходит слишком часто.
Но Декан его уже не слушал.
– В конце концов, всё не так уж плохо, вернее, не так глупо, – разглагольствовал он. – Наука работает, хорошо заметны её результаты, и мы с тобой в этом убедились. Пусть даже некоторые аборигены продолжают верить, например, в священную книгу, написанную комитетом старых хрычей в железном веке. Хотя, должен признать, местами там написано всё правильно.
– В самом начале были такие маленькие плавающие штучки, – пустился в воспоминания Ринсвинд, – потом появились рыбки, они были весьма неплохой находкой. Я помню! Я там был!
Декан сцапал последнюю устрицу и спросил:
– Как думаешь, может, мне стоит материализоваться в каком-нибудь принципиально важном для людей месте и очень аккуратненько так просветить одного из них? Ничего не могу с собой поделать, я чувствую свою ответственность, как бы глупо это ни звучало.
– Не надо! – решительно сказал Ринсвинд. – Кончится тем, что вас к чему-нибудь пригвоздят, пусть даже гвозди, насколько мне известно, сейчас стали гораздо более тонкими: они присудят вам премию, будут сердечно жать руку, а промеж себя болтать, что как учёный вы давно уже утратили связь с реальностью, несмотря на то, что вожжаетесь с этой самой треклятой реальностью всю свою долгую карьеру.
– То есть ничего не попишешь?
– Ничего. Всякая морская и подземная мелочь выживет, но ресурсы планеты подходят к концу, и я не вижу места для новой цивилизации. Давайте попробуем вернуться сюда через миллион лет. Вдруг кто-нибудь да останется?
Однако Декан был не из тех, кто легко сдаётся, и попытался зайти с другой стороны.
– Или всё-таки восторжествует добро.
– Ага, – уныло ответил Ринсвинд. – Всё может быть. Что до меня, то лично я бы предпочёл лошадей, но, боюсь, скорей уж автомобили начнут плодиться и размножаться…
Глава 14. Усовершенствованная мышеловка
Ринсвинд имеет слабость к лошадям, которые к его, Ринсвиндову, огорчению не отвечают ему взаимностью. Тем не менее он предпочитает их автомобилям. Преимущество в том, что вам не нужно изготавливать лошадей: лошади сами отлично с этим справляются.
Любой единичный автомобиль делается людьми. Они спроектированы для выполнения определённой цели, которая появилась в сознании конструктора ещё до того, как машины были сделаны, став, по сути, причиной их появления. Сама по себе, без людей, Земля никогда не произвела бы автомобили и за миллиард лет. Зато лошадей она произвела безо всякого человеческого вмешательства, причём за куда более короткий срок.
Учёные полагают, что лошади эволюционировали. Доказательствами им служат хрестоматийный ряд окаменелостей, в точности показывающих, как именно лошади эволюционировали в интервале между 54 и одним миллионом лет назад. Всё там началось с похожего на лошадь млекопитающего в четверть метра длиной. Этот род вначале получил поэтичное наименование эогиппус, то есть «лошадь зари», но потом его переименовали в гиракотерия согласно правилам таксономии, породившим столь нелепый результат.[46] За гиракотерием последовал полуметровый мезогиппус, живший 35 миллионов лет назад; потом метровый мерикгиппус, обитавший в среднем и верхнем миоцене 15 миллионов лет назад; затем плиогиппус (8 миллионов лет назад), имевший длину около 1,3 метра, и, наконец (по крайней мере на сегодняшний день), – род лошадей, то есть современные кони, появившиеся около 1 миллиона лет назад, длина которых составляет около 1,6 метра.
Таксономы могут детально отследить последовательность изменений, происходивших в генеалогии древних лошадиных предков. Например, как менялись зубы или копыта животных. Они способны отслеживать время этих изменений, потому что вмещающие горные породы поддаются датировке. Так что в дело пускаются геологические данные и вносят свой вклад в неразбериху. Достаточно обнаружить какие-нибудь окаменелости, случайно оказавшиеся в неправильном слое породы, чтобы у кого-то зародилось сомнение в эволюционной истории. Однако последовательность пород, их возраст, определяемый с помощью различных методов, эволюционная преемственность окаменелостей, а также ДНК лошадей и их современных родичей – всё это замечательно точно согласуется между собой.
