Алексей Гравицкий - Калинов мост
Юрий Яковлевич тяжело вздохнул.
— Вот именно. Все не знают. Посреди города, мало того — мегаполиса, столицы государства образовывается бермудский треугольник и никто не знает что с этим делать, кроме как поставить заборчик, посадить сторожа с ружьем и повесить табличку «осторожно злая собака». К чему спрашивается тогда топала столько веков наука?
Вопрос был риторическим и ни к кому не обращался конкретно. Потому Сергей Виталиевич посчитал уместным не отвечать.
— Куда это вы собрались? — как ни старались, а уйти тихо не получилось.
— Спросил у них леший: вы камо грядеши, — хмыкнул Игорь.
Старуха шутки не оценила. Стояла руки в боки и смотрела как классная дама, застукавшая парочку учеников за списыванием.
— На мост, — коротко отозвался Кот.
— А то я такая дура и не поняла, — недовольно пробурчала ведунья.
Оборотень окрысился:
— А если поняла, тогда чего вопросы дурные задаешь?
— Во-первых, могли бы и попрощаться, или хотя бы предупредить. Во-вторых, Милонега дождитесь. Вместе пойдете.
— Может он не захочет, — удивился Игорь.
— Захочет, — безапиляционно заявила старуха.
— Откуда такая уверенность?
— Он тоже ночь пережил, — пожала плечами ведунья. — Хоть и был в прошлой жизни кузнецом, даже Сварог, говорят, в него вселялся, но не железный же.
В дверь позвонили. Кот ковырнул замок, отпер и пошел к лифтам встречать гостя, не сомневаясь в том, кто пришел.
— А в него Сварог вселялся? — шепотом спросил бородатый.
— Так говорят, — пожала плечами старуха. — Может брешут. Но ковалем он был знатным, бесспорно.
Оборотень вернулся с Милонегом. Говорить было не обязательно, по лицу парня было ясно, что все для себя решил. Старуха поглядела на троих мужчин, что набились, заполнив крохотную прихожую. Было в них сейчас что-то общее. Да не что-то, а все. Одна решимость, одна боль, одна жажда жизни и одна готовность умереть за дело на всех.
— Идите уже, — охрипшим вдруг голосом проговорила она. — Идите, раз решили. Вот перебьют вас там, а я тут от инфаркта загнусь и конец.
— Не перебьют, — улыбнулся Игорь. — Мы не дадимся.
— А если перебьют, — рассудительно добавил Кот. — То ты ужо точно не сдохнешь. Сколько лет прожила и что б от инфаркта загнуться. Не верю.
— Тоже мне, Станиславский доморощенный, — проворчала Яга.
— Кто? — не понял оборотень.
Старуха лишь рукой махнула.
— Забудь. Не важно. Вы вот что, на мост конечно сходите, но совсем не оставайтесь. Возвращайтесь к вечеру. Мне надо знать, что там происходит. Да и не известно, как на ваше присутствие та сторона отреагирует.
Кот молча кивнул, вышел первым. Следом нырнул в дверной проем Милонег. Последним шел Игорь. В дверях замешкался, обернулся, кивнул вежливо:
— Счастливо, бабуля.
— Сегодня возвращайтесь обязательно, — повторила Яга. — Я за вами следить буду, чем смогу помогу. Если не вернетесь, сама на мост приду и пришибу. Усек?
Игорь кивнул и улыбнулся.
— Не боись, вернемся. Набьем морду тому уроду, который в башке разговоры разговаривает, чтоб не ржал, и придем.
Она молча закрыла за ними дверь, вернулась в комнату и села перед макетом. Знал бы кто, как страшно оставаться сейчас в одиночестве. Эти мужики ее за всеведующую и бессмертную держат, а она всего лишь старая бабка. Пусть ведунья, пусть яга. Суть-то от этого не меняется.
Старуха придвинула кресло поближе к барьеру, села и пристально вгляделась в макет.
— Покайтесь грешники! — над толпой, что колыхалась за оцеплением, бас разносился гулко и падал местами на весьма благодатную почву. — Близится конец света.
Огромный бородатый мужик в белой рясе возвышался над толпой. Он стоял в кузове открытого фургона и вещал так, словно в самом деле мог кого-то спасти своими проповедями. Мужик косил под церковь, но всем видом давал понять, что при этом стоит вне ее и к РПЦ отношения не имеет никакого.
Народ сперва не обращал на него особенного внимания, но тот продолжал басить, освящая толпу крестными знамениями и вскоре толпа начала прислушиваться, потом окружила его плотным кольцом.
Слушали многие. Некоторые ругались и кляли, как безбожника. Другие слушали чуть не плача, крестились и готовы были уже пасть на колени, или бежать ставить свечки в храме, отдать последние деньги, только бы Господь простил прегрешения.
— Как и было предсказано, огонь низвергнется на землю, — бубнил мужик. — И поднимутся мертвые. И ангелы божии придут забрать с собой достойных. Остальные же, кои не достойны, будут вечно гореть в геенне огненной.
В ноги мужику бросилась тетка из стоящих впереди. Ухватившись за край рясы заголосила:
— Батюшка, грешна я. Мужу изменила. Как искупить мне прегрешение мое.
Проповедник попятился, но тетка держала крепко, и он притормозил, поняв что иначе оторвет кусок рясы.
— Отринь от себя все нечистое. Отвергни блага земные, помыслы непристойные, деньги грязные. Очисть себя от скверны, иди в храм и молись господу, уповай на добродетель его и услышит, и простит тебе, как завещал прощать.
Тетка вздрогнула. Выхватила из сумочки кошелек и швырнула в сторону. Кошелек пролетел несколько метров и грохнулся к ногам проповедника.
— Очисть себя от скверны, — уверенным басом повторно напутствовал он.
Вслед за кошельком полетела и сумочка. Проповедник словно из воздуха выхватил тонкую церковную свечу, протянул тетке, как самое большое благо.
— А теперь иди в храм божий и моли господа, что бы простил грехи твои.
Тетка вцепилась в свечку двумя руками. Рванулась в сторону. Утирая слезы, протолкнулась сквозь толпу и побежала не разбирая дороги. Толпа ошарашено притихла.
— Дурят нашего брата, — крикнул кто-то.
Проповедник кинул взгляд поверх толпы, пытаясь выхватить взглядом оппонента. Но тот больше никак себя не проявил.
— Это скверна говорит в тебе, сын мой, — забасил бородатый. — Отриньте скверну, братья и сестры, очистьте сердца свои, и тела свои, и помыслы. И уповайте на милость божию.
— Кто тебя за язык тянет? — пробурчал Кот Игорю. — Хочешь, чтоб тебя эти, которые ему поверили на части порвали? Мы сюда вроде не за тем пришли.
Игорь шел насупленный. Милонег молчал всю дорогу, а бородатый вот не выдержал.
— Ну разводит же, — грустно отозвался он. — Причем светлыми вещами прикрывается, а черные творит. Разве нет? А мы вроде с этим и боремся.
Кот хотел возразить, дескать бороться сейчас шли на ту сторону, но задумался. А потом и с мыслей сбили. Метрах в пятистах от проповедника собралась другая толпа. Здесь были любопытствующие и журналисты. В центре толпы стояла группа людей в рубахах, сшитых под славянские. Кто-то опирался на бревноподобный посох, несколько человек выделялись глупыми красными, как у базарных петрушек, колпаками. Один стоял с бубном, щурился подслеповатыми глазенками, отчего лицо сморщивалось и принимало выражение, какое бывает у голодных грызунов. Периодически он мощно бил в бубен, словно пытаясь донести этим что-то.
