Дэвид Геммел - Дочь горного короля
Леди, скуля, потерлась о ее ногу.
– Я совсем тебя забросила, милая, – сказала Сигурни, потрепав ее длинные уши. Собака лизнула теплым языком щеку хозяйки. – Но ты простишь меня, знаю.
– Она хочет побыть одна, – сказал кто-то из аль-джиинов. Рядом с телохранителями стояла высокая темноволосая женщина.
– Пропустите ее, – приказала Сигурни, и та, сторонясь темнокожих воинов, поднялась наверх. Большие карие глаза красили ее худое, с торчащим носом лицо. – Ты хочешь поговорить со мной?
– Да. Я Лаэлия, жена Торгана.
– Ему нет места среди моих офицеров, – отрезала Сигурни. – Он глуп.
– Как почти все мужчины, которых я знаю, – согласилась Лаэлия. – Но и война – занятие не для умных.
– Ты пришла просить за него?
– Нет. Честь он вернет себе сам – или не вернет. Это его дело. Я хотела кое-что у тебя узнать.
Сигурни расстелила свой плащ на снегу.
– Присядем. Задавай свои вопросы, Лаэлия. Вся моя жизнь теперь состоит из вопросов, и на каждый есть не менее ста ответов.
– Ты устала, я вижу. Тебе нужен отдых.
– Отдохну, когда время придет. Спрашивай.
Лаэлия помолчала, глядя в светлые глаза Сигурни, и спросила:
– Что будет, если мы победим?
– Я знаю одно, – засмеялась Сигурни. – Если мы проиграем, нам всем конец. Мне недосуг думать о последствиях победы, которая разве что вилами на воде писана.
– А подумать бы не мешало. Ты ведь не мужчина, который ничего дальше своего носа не видит.
– Твоя правда, я очень устала, – вздохнула Сигурни. – Предположим, что заяц уже убит, и займемся стряпней. Чего ты от меня хочешь?
– Я много о тебе слышала, Сигурни. Многие женщины, и я в том числе, могли бы позавидовать твоей жизни. Но сейчас, когда ты пытаешься приспособиться к миру мужчин, я тебе не завидую. Причина, по которой я задаю тебе этот вопрос, очень проста. У меня дети, и я хочу, чтобы они росли при отце. Чтобы он учил их земледелию, и уходу за скотом, и законам клановой чести. Весь уклад нашей жизни сейчас под угрозой – не только оттого, что враг вторгся к нам, но и оттого, что мы против него восстали. Скажи, что будет, если ты разобьешь барона? Войне наступит конец?
– Нет, – честно сказала Сигурни. – Они снова пошлют к нам войско.
– Как же ты будешь с ними сражаться?
– Как смогу.
– Тебе самой придется идти на них, грабить их города, прибегать к услугам наемников.
– Все может быть, – невесело усмехнулась Сигурни.
– Кончится ли война, когда ты разобьешь это новое войско?
– Не знаю! Сомневаюсь, однако. К чему ты клонишь?
– Сдается мне, что даже в случае победы к прошлой жизни мы уже не вернемся. Чем больше ты будешь побеждать, тем дальше уведешь наших мужчин – до самой иноземной столицы, быть может. В ответ на это против вас поднимется вся империя, и лет через десять вы будете биться в Кушире.
– Если это и произойдет, то не по моему выбору. Я понимаю, чего ты боишься, Лаэлия, и всеми силами постараюсь этому воспрепятствовать. Даю тебе слово.
– Я тебе верю, – улыбнулась та, положив руку на плечо Сигурни. – Знаешь, я всегда думала, что мир был бы лучше, если бы им правили женщины. Мы не затевали бы глупых войн из-за никому не нужной земли – просто поговорили бы между собой и пришли к согласию. Я знаю, что военачальником ты стала не по своей воле, и прошу тебя об одном: оставайся женщиной. Не притворяйся, что ты мужчина.
– Воздаю должное твоей прямоте. Жаль, что ты не поговорила с Торганом столь же прямо.
– Я сделала что могла, да только большим умом он сроду не отличался. Зато в постели хорош, не могу пожаловаться.
– Рада слышать, что он хоть в чем-то хорош, – расхохоталась Сигурни.
– И отец он хороший. Все время играет с детьми, они в нем души не чают.
– Признаю свою вину: лучшего я в нем не разглядела. Вы давно женаты?
– Летом будет четырнадцать годков. Он не очень-то изменился за это время, разве что полысел. Красиво тут, правда? Вон как блестит на солнце Хай-Друин.
– Да, очень красиво.
– Я отняла у тебя слишком много времени. – Лаэлия поднялась. – Оставляю тебя наедине с твоими думами.
– Спасибо, Лаэлия. – Сигурни тоже встала. – Я чувствую себя освеженной – сама не пойму отчего.
– Ты слишком долго пробыла в мужском обществе. Может, мы как-нибудь еще посудачим?
– Я бы с радостью.
Лаэлия обняла воительницу, расцеловала в обе щеки. Сигурни, почувствовав влагу на щеках, отвернулась и устремила взгляд на Хай-Друин.
– Зря ты меня взяла, – посетовал Баллистар. – Я тебе только помеха.
– Зато с тобой весело, – пропыхтела Сигурни, бредя с ним на плечах по глубокому снегу.
– Сними меня, авось сам доползу. Футов через тридцать заносы должны кончиться, а там уж скоро и водопад.
Сигурни наклонилась. Карлик кувыркнулся в снег и вылез, отплевываясь.
– Тяжел ты, однако, для своего роста, – засмеялась она.
– А у тебя самые красивые плечи, на которых мне доводилось сидеть. – Он стряхнул снег с бороды и пополз. Сигурни шла следом, разгребая снег руками. Час спустя они достигли твердой земли и немного передохнули. – Я весь закоченел, – пожаловался он. – Надеюсь, ты оставила в пещере достаточно дров. Не хотелось бы идти собирать их.
– На пару часов хватит, – заверила Сигурни.
Водопад в середине оставался замерзшим, но по краям уже сочилась вода.
– Скоро таять начнет, – сказал Баллистар.
– Да, знаю.
В пещере они развели костер, скинули мокрую верхнюю одежду.
– Зачем же ты все-таки меня позвала? – спросил Баллистар.
– Думала, тебе приятно будет прогуляться со мной.
– Не очень-то убедительно.
Она вспомнила, каким одиноким и печальным казался он в горном лагере.
– Я просто не нашла лучшего, чем ты, спутника.
– Ладно, это я принимаю, – смутился он. – Помнишь, как мы здесь играли детьми? Мы с тобой, Фелл и Бернт. Построили домик на дереве. Как-то после бури Фелл залез туда и провалился сквозь пол.
– А Бернт у Грейма гвозди таскал. Там гвоздей было больше, чем досок.
– Хорошо было, правда?
– Хорошо? Ты вечно со всеми спорил и задирался.
– Я просто злился, что не расту так, как вы. Теперь я вспоминаю то время как лучшее в своей жизни. Как по-твоему, у других тоже так?
– Бернт ничего уже вспомнить не может, – чуть слышно сказала она.
– Прости, Сигурни, я сказал не подумав. – Баллистар взял ее руку в свою, погладил короткими пальцами запястье. – Ты не виновата. Если бы ты тогда пришла, но потом с ним рассталась, он, наверное, все равно бы не захотел жить. Он сам так решил.
– Нет, это не вся правда. Знай я, что у него на уме, я вела бы себя по-другому. Теперь мне уже не забыть, что в ту ночь, когда Бернт накидывал петлю себе на шею, я наслаждалась ласками Асмидира.
