Дэвид Геммел - Дочь горного короля
– При этой первой стычке у Грейма потерь не было, но отряд из Паллидского форта стоил ему больше двадцати человек, – заметил Фелл.
– В сравнении с двумя сотнями, которые мы перебили, это пустяк. Плохо только, что гарнизон Лодского форта сумел уйти. До сих пор не пойму, как это получилось.
– Они попросту заблудились и на засаду не вышли. Никто в этом не виноват.
Обрин откупорил глиняный кувшин.
– Баронское вино. Таких по шесть штук в каждом форте. Хорошее – на, попробуй.
– Нет. Лучше пойду прогуляюсь.
– Что с тобой, Фелл?
– Ничего, просто хочу пройтись.
Обрин заткнул кувшин и тяжело поглядел на лесничего.
– Я, может, не лучший знаток человеческих душ, зато двенадцать лет прослужил сержантом и вижу, когда человека что-то грызет. Страшно тебе? Тревожно?
– Не знал, что это так на виду.
– Я догадался, но твои люди не должны знать. Это один из секретов хорошего командира. Твоя уверенность передается им. Они кормятся твоей силой, как волчата, сосущие мать. Точно так же к ним перейдет и твое отчаяние.
– С волчицей меня еще ни разу не сравнивали, – хмыкнул Фелл. – Давай свой кувшин. – Он выпил, утерся рукой. – Правда твоя, винцо доброе. Я иноземцев не боюсь, Обрин. И умереть за свой народ не боюсь. Тут другое. Постараюсь впредь не проявлять своих чувств так открыто.
– Сигурни, – сказал Обрин, заздравно подняв кувшин.
– Почем ты знаешь? – удивился лесничий.
– Слух у меня хороший, – ухмыльнулся бывший сержант. – Еще один командирский секрет. Вы были любовниками, но теперь это в прошлом. Не печалься. Парень ты видный, и немало найдется женщин, которые согреют тебе постель.
– Это не единственная причина моей грусти. Ты не знал ее, когда она была простой девчонкой, охотницей. Настоящее чудо! Сильная, бесстрашная, но как она при этом любила жизнь, как смеялась. Освещала, как солнышко, самый холодный и пасмурный день. А что теперь? Видел ты, чтобы она хоть раз засмеялась, хотя бы улыбнулась чьей-нибудь шутке? Это ледяная статуя, снежная королева. – Фелл снова припал к кувшину.
– Последние месяцы не слишком располагали к веселью, но я понимаю тебя, – сказал Обрин. – У меня был когда-то хрустальный шар с заключенной внутри, словно во льду, розой. Я всегда любил розы, а эта, бархатистая, густо-красная, была особенно хороша. Жить она могла вечно, но не пахла, и ничто от нее не родилось.
– Вот-вот. В самую точку. Будто корона Альвена: все ее видят, но потрогать никто не может.
– Я часто слышу об этой короне. Одно из ваших преданий?
– Нет. Я сам видел ее, когда мне сравнялось десять. Она является раз в двадцать пять лет посреди заводи у водопада Железнорукого. Волшебное зрелище. Серебряная, скорее шлем, чем корона, она сияет, как лунный свет. По бокам у нее сложенные, как у падающего ястреба, крылья, золотой обруч на лбу покрыт древними рунами. Боковые щитки и носовая стрелка – такая же, как на иноземном шлеме – тоже серебряные. Я был там с отцом, в последнюю нашу зиму. Вскоре его забрала чума. Я ничего не видел из-за народа, и отец посадил меня на плечи. Человек позади нас заругался. Корона явилась, продержалась около десяти мгновений и вновь погасла. Что за ночь, приятель!
– На фокус похоже. Я видел, как фокусники творят из ничего золотых птичек, которые после рассыпаются разноцветными искрами.
– Нет, это не фокус. Альвен приходился Железнорукому дядей. Своих детей он не имел и племянника ненавидел. Умирая, он приказал одному из своих чародеев спрятать корону так, чтобы Железнорукий никогда ее не нашел. Из-за этого нового короля так и не короновали, и годы его правления стали чередой бесконечных смут.
– Не понимаю. Престол он занял по праву крови. Подумаешь, важность – корона!
– Корона обладала волшебными свойствами. Только истинный король мог носить ее. Ее сделали задолго до Альвена, и когда один узурпатор возложил ее на себя, лицо его почернело, из глаз вырвалось пламя, и он растаял, как снег на солнце.
– Гм, – промычал Обрин. – Красивая сказка. В нашем племени тоже такие есть – о копье Голдарка, мече Кель-тина. Может, и я увижу когда-нибудь вашу корону. Но мы говорили о Сигурни. Что же порушило вашу любовь?
– Моя глупость. Я хотел иметь сыновей. В горах этому придают большое значение. Мне хотелось растить моих мальчиков, учить их охоте и жизни в лесу, прививать им любовь к родимой земле. Сигурни бесплодна, как твоя роза в хрустальном шаре. Я ушел от нее, но лицо ее продолжало сиять в моей памяти, не покидая меня ни на час. Даже лежа с моей женой, Гвен, я видел только ее. Не было в моей жизни ошибки страшнее этой. – Фелл допил остатки вина и лег на пол. – Хоть раз бы еще увидеть, как она засмеется… как станет прежней.
«Не о том ты мечтаешь, – подумал Обрин, глядя на уснувшего Фелла. – Я-то знаю, что такое война, сколько боли и ужаса она приносит с собой. Пусть уж лучше Сигурни остается снежной королевой, воительницей с холодным сердцем, которая уже сумела захватить три вражеских форта и обеспечить своим горцам сытую жизнь».
Обрин надел свой колет и вышел из дома.
Сигурни порядком устала. Все утро она обсуждала с Тови вопросы снабжения, назначала с Греймом и Феллом дозоры, сидела над чертежами Асмидира и Ари, слушала скорбную повесть Обрина.
– Нет у нас времени обучить их как следует, – говорил бывший сержант. – Я вдолбил им подаваемые рогом сигналы – наступление, отступление, построение, – но это и все. Твоя армия, Сигурни, как копье – рассчитана лишь на один бросок.
Чувствуя, что больше не выдержит, она поднялась с Леди на холм – взглянуть на неувядающую красу Хай-Друина, приобщиться к его вечному покою.
В двадцати шагах позади нее, как всегда, молча следовали двое Асмидировых аль-джиинов. Поначалу их присутствие раздражало, теперь стало успокаивать. Деревья на вершине немного защищали от ветра, Хай-Друин вдали пронзал головой облака. Лодские ребятишки с визгом и смехом катались с горы на санках.
Что-то станется с ними всего через пару месяцев?
Талиесен опять ушел от нее в свое тайное укрытие, но его последние слова она запомнила накрепко:
«Паллиды потребуют знака». – «Они уже получили его», – сказала она. – «Нет! Они захотят чего-то из ряда вон. Когда тебя об этом попросят, соглашайся без колебаний. В нужное время я вернусь. Ты мне веришь?» – «У меня еще не было повода не верить тебе. Но что, если они попросят подать им луну на серебряном блюде?» – «Обещай, что подашь, – хмыкнул он, набросив на тощие плечи потрепанный плащ из перьев. – Но попросят они о другом, что покажется тебе не менее трудным. Запомни, Сигурни: я вернусь до первых подснежников. Встретимся у водопада Железнорукого через двенадцать дней».
