Светлана Крушина - Северный пес
— Трус! — окончательно потерял выдержку тан Лорейн, хватаясь за меч. — Обнажите ваше оружие, я убью вас!
— Мне жаль вашего сына, — медленно проговорил Грэм. — Конечно, отец вы дерьмовый, но лучше уж такой, как никакого. Убирайтесь из моего дома, и когда увидите свою супругу, на коленях молите ее о прощении, — он повернулся спиной к гостю и стал подниматься по лестнице.
— Подонок! — вслед ему хрипло выкрикнул тан. — Я ославлю тебя на все королевство! Каждый человек, встретивший тебя, будет плевать тебе в глаза!
— И пожалеет об этом, — не оборачиваясь, ответил Грэм. — Идите домой, иначе я прикажу слугам выставить вас силой.
— Я еще доберусь до тебя, — пообещал гость и, развернувшись на каблуках и оставив перчатку лежать у последней ступеньки, ринулся вон из холла.
Грэм даже не замедлил шаг и, как ни в чем не бывало, поднялся на второй этаж, прошел по коридору… и только у двери своей спальни смог, наконец, расцепить судорожно стиснутые зубы.
Камилла по-прежнему валялась в кровати, высунув из-под одеяла один лишь нос. Когда Грэм вошел и остановился в дверях, закрыв их за собой и привалившись к ним спиной, она приподнялась навстречу, явив его взору изумительной формы полные груди.
— Все в порядке? — поинтересовалась она без особого беспокойства.
— Да как тебе сказать, — Грэм смог, наконец, оторвать взгляд от ее груди и взглянуть ей в лицо. — Видишь ли, это был твой супруг.
— Ланс?! — непонятно, чего было больше в голосе Камиллы — страха или удивления. — Чего он хотел?
— Искал тебя.
— Здесь?!
— Здесь. И хотел знать, изменяешь ли ты ему со мной или нет.
— О боги! Что ты ему сказал?
Грэм криво улыбнулся.
— Я похож на идиота? Ничего. Он мне, кажется, не поверил, потому что хотел зарубить меня.
— И что?
— Да ничего. Я ему не позволил. Да не бледней ты, жив твой благоверный. Я его пальцем не тронул. Велел ему отправляться домой и просить у тебя прощения за идиотские подозрения.
— И он отправился?
— Угу.
Камилла слегка нахмурилась.
— Он угрожал тебе, да? Боюсь, что просто так Ланс этого не оставит. Будь осторожен, он может подловить тебя где-нибудь и попытаться убить…
— Ну пусть попробует, — Грэм снял перевязь, кинул ее в угол. — Сколько лет вашему сыну, Ким?
— Шесть, а почему ты спрашиваешь? Причем тут вообще наш сын?.. Грэм, нам надо подумать, что делать дальше!
— Я лично ничего не собираюсь, — пожал плечами Грэм. — Его это волнует, пусть он и делает… так? — он подошел с кровати и сдернул с Камиллы одеяло. — Я хочу тебя, Ким.
— Сейчас? — занервничала она. — Но как же?.. Может быть, лучше и мне тоже отправиться домой?
— Успеешь.
— Что ты делаешь? Мне больно! Пусти!
— Тебе же нравится.
— Так — уже нет! О-о-ох… ну пожалуйста… Грэм! О-о-о-о! Да…
Через час Грэм помог Камилле, с ног до голову закутанной в теплый плащ, сесть в седло (Николас, шатающийся вокруг, недобро косился на него), и проводил ее до парковых ворот, ведя лошадь под уздцы. За ними увязался Мэнни, они с Камиллой друг другу весьма симпатизировали, и весь путь до ворот Грэм слушал их веселую болтовню ни о чем. Сам он не принимал в ней участия, а молча наблюдал за Камиллой, которая под маской веселья прятала пусть небольшое, но беспокойство. Шел снег, но он еще не успел замести следы, оставленные конем тана Лорейна, и Грэм заметил, что Камилла старается не смотреть на них.
У ворот они расстались, уговорившись, что в ближайшие несколько дней Камилла воздержится от визитов, чтобы не будить подозрений. Она немного нервничала в ожидании объяснений с мужем, но вообще не слишком расстроилась и совсем не испугалась. Она лишь — по ее словам — немного тревожилась за Грэма; как бы Ланс, сочтя себя оскорбленным, в самом деле, не подстерег его где-нибудь со своими друзьями или слугами. Самого Грэма это вовсе не беспокоило.
Он в последний раз за сегодняшний день поцеловал Камиллу (весьма целомудренно, в щечку, ведь с ними был Мэнни), и они распрощались. Грэм медленно побрел обратно к дому; он снял капюшон, и огромные хлопья снега запутывались в его волосах, таяли на лице. Мэнни бежал за ним или, говоря точнее, вокруг него, то и дело ныряя почти с головой в очередной сугроб. Грэм рассеянно наблюдал за ним.
Ему было приятно чувствовать на коже холодные уколы снежинок, и он задержался ненадолго перед дверью, запрокинув лицо и ловя их губами. Мэнни не стал стоять с ним, унесся куда-то, взметая за собой клубы снежной пыли.
В холле Грэм снова наткнулся на сестру. Она холодно посмотрела на него и, поджав губы, спросила:
— Эта шлюха уже уехала?
Нинель стояла почти у противоположной стены, но Грэму хватило двух шагов, чтобы оказаться рядом; и он с силой ударил ее по лицу. Княжна пошатнулась и поднесла ладонь к щеке, на которой уже проступало ярко-красное пятно; вскинула на брата ненавидящие глаза.
— Попридержи язык, — хрипло сказал Грэм. — И не смей так говорить о Камилле.
— Разве я сказала что-то не то? Сказала неправду? Все знают, что ты и она…
— Ни слова больше, иначе… У меня просто чешутся руки, сестричка.
— Ну, так дай им волю, — скривилась Нинель. — Если тебя интересует, не я ли проинформировала тана Лорейна о ваших отношениях, могу тебе сказать — не я. Не в моих привычках совать нос в чужие дела, а это дело — твое и тана.
— Да что ты говоришь, — с издевкой произнес Грэм.
— Но в следующий раз, — продолжала княжна, словно бы и не заметив его реплики, — в следующий раз, если он меня спросит, я ему отвечу.
— Ну, ну.
Разговор продолжать смысла не было, и Грэм, развернувшись, направился в свою спальню, где кровать еще хранила тепло тел — его и Камиллы.
Глава 5
Хотя свои отнюдь не невинные встречи Грэм и Камилла возобновили буквально через неделю после визита тана Лорейна, Камилла еще довольно долго вела себя более беспокойно, чем обычно. Визит супруга к любовнику никак ей не аукнулся — тан так и не решился на серьезный и откровенный разговор с ней, и она за себя не беспокоилась. Опасения ее вызывали неясные намерения мужа, который, хотя и не сказал ей ни слова, и был к ней подчеркнуто внимателен, смотрел на нее мрачно и как будто все время о чем-то думал. Он был, по ее словам, человеком вообще незлобивым, но уж доведенный до крайности был способен на многое.
Грэма же возможная месть оскорбленного мужа ничуть не волновала. Он вообще о нем не вспоминал. Впрочем, нет, вспоминал, но в особенном контексте. Ему доставляло странное, прямо-таки извращенное удовольствие размышлять о том, что тан по вечерам ласкает в супружеской постели Камиллу, в которую еще час назад глубоко и яростно входил он. Если бы тан точно знал об этом, а не только подозревал, было бы еще более забавно, но пока оставалось развлекаться и такими мыслями.
