Ирина Соколова - Время звёзд
— Что нужно твоему хозяину? — язык уже слушается получше. Хорошо.
— Я не от него. Я… мне нужно было с тобой поговорить.
— Говори.
— Ну, это… понимаешь, я… я не знаю с чего начать…
— Давай помогу? Начни с чего-нибудь банального. Вроде: «прости, Мори», или «я очень-очень сожалею». Я тебя, конечно же, не прощу, но разговор завяжется.
— Прости, Мори…
— Умничка! Дальше сама.
— Мори!!! Ну я правда сожалею! Я не хотела! То есть, хотела вначале, но потом… ты мне действительно очень нравишься. Но я же ничего не могла сделать, он мой учитель, и он сказал, что нужно, а слова наставника — закон, а я ещё не знала, что ты…
Это уже становится смешным.
— Минутку, ты прощения просишь или оправдываешься?
— Мори!! — Девушка всхлипнула.
— Что «Мори»? Неужели ты ожидала, что я сейчас расплачусь и скажу, что всё в порядке, волноваться не о чем? Я не имею привычки прощать предателей и магов.
— Я не маг! Я теперь не могу быть колдуньей. И не хочу… Я многому научилась у тебя… — её голос неуловимо изменился, стал старше, серьёзнее. — Я поняла, что шла по неверному пути, и раскаиваюсь в этом. Ты даровал мне моё истинное предназначение и подлинный талант. Я твоя ученица и не могу допустить твоей смерти.
— Хм… знаешь, за всю свою жизнь у меня так до конца и не получилось понять людей. Видимо, потому что во мне почти нет Огня.
Вяло сажусь на узкой деревянной койке. А вот тело до сих пор как чужое. Мерзкое зелье! Небрежно стряхиваю с тюфяка зелёные льдинки некрупных изумрудов, поворачиваюсь к Лерде.
— Скажи, Леренва — твое настоящее имя?
Кажется, она ожидала от меня какой-то иной реакции.
— Да.
Медленно, по стеночке подхожу к решётке, протягиваю руку между прутьями. Девушка старательно пытается смотреть не ниже моего лица. Получается плохо. Любопытство её когда-нибудь точно погубит!
— Значит так, Леренва, — прикасаюсь к её лбу кончиками пальцев, — Я, звезда Ориндэль, дитя Воды и Камня, признаю тебя своей ученицей перед Звёздами и Миром. Раздели мой Путь и будь достойна своей дороги.
Лерда вздрагивает. А кто говорил, что будет легко?
В принципе — это не обязательно. Ученик — это отнюдь не всегда тот, кто осознает, что его обучают. А ученицей моей она стала, если честно признать, ещё до Серого Замка. Но некоторые вещи просто нужно произносить вслух. Это тоже своего рода творение.
— Чем я могу тебе помочь? — твёрдо произнесла Леренва минуту спустя, когда смогла наконец выровнять дыхание. — Прости, ключи от камеры мне добыть не удалось — господин не оставляет их без присмотра.
— Этого и не нужно, — глубоко вдыхаю, — Лерда, ты можешь незаметно покинуть замок?
— Ну… да. Господину сейчас не до меня.
— Хорошо, тогда отправляйся в ближайшее селение, найди там Элистара. Эльф, чистокровный, сереброволосый и сероглазый. Передай ему, что Морвена попала в беду. Расскажи всё, что знаешь о маге и его замке. Всё поняла?
— Морвена?
— Морвена, Морвена! Или ты думаешь, я только мужскими именами пользуюсь?
— Ну-у… это…
Одно хорошо, влюбленность её, если и была, после такого гарантированно пройдёт.
— Иди, у тебя мало времени.
— Ага, — девушка нерешительно отступила, но потом снова повернулась ко мне, — Всё будет хорошо!
— Надеюсь.
И, когда ее шаги уже затихали в темноте:
— Удачи, детёныш.
С трудом добираюсь до своего ложа и без сил падаю на тюфяк. Интересно, если представить, что этой светящейся мерзости под потолком нет, удастся ли заснуть?
Удалось, как ни странно, довольно быстро. Даже приснилось что-то… мутное и затягивающее, как гнилое болото.
* * *Сознание вернулось неожиданно и сразу. Словно зажёгшаяся свечка. Ясное, не затуманенное наркотиками. На секунду мне даже показалось, что всё произошедшее было просто дурным сном. Впрочем, пронизывающий холод быстро избавил меня от иллюзий.
Открываю глаза. Потолок. Магические светильники. Даже на пороге смерти этой мерзостью любоваться! Пробую пошевелиться — слабость не исчезла, тело слушается с трудом. Пытаюсь подняться, но лишь бестолково дёргаюсь — руки, ноги и шея прикованы к гладкой каменной плите металлическими обручами. Соприкасающаяся с ней кожа замёрзла до полной нечувствительности. И хорошо, потому что каменюка явно создана магией. Холод притупляет чувствительность. Неужели жертвенный алтарь? Поворачиваю голову, пытаясь разглядеть его. Голова кажется необычно лёгкой, и кожа на ней мёрзнет, как и на всем остальном теле. Что за? Содрогнувшись от неожиданной догадки, скашиваю глаза, пытаясь разглядеть на периферии зрения привычные чёрные локоны. Ничего. Вот Бездна!!! От обиды хочется плакать. Мои волосы были длинными с самого первого мига моего существования. Были моей гордостью, последней частичкой изначального облика.
Как ни странно, тот факт, что через несколько минут меня принесут в жертву, расстраивает меня куда меньше испорченной причёски! С усилием загоняю внутрь истерическое хихиканье. Нервы в последнее время… впрочем, повод уважительный.
А помещение, однако, занятное. Я не думаю, что у каждого уважающего себя мага в доме есть специальная комната для жертвоприношений. Интересно, что здесь было раньше? Судя по отделке стен и потолка — то ли столовая, то ли гостиная.
— Очнулся? — в поле зрения показался маг. Торжественный и серьёзный, полностью погружённый в главное событие своей жизни. Я закрываю глаза.
Дэррик перебирает инструменты и бормочет себе под нос. Потом моей кожи касается что-то влажное и холодное. Содрогаюсь от ужаса и омерзения. Это тоже магия, смешанная с краской, пропитавшая кисть. Зажмуриваюсь как можно плотнее, до боли. Я не могу. Просто не могу, это слишком. Пожалуйста, наставник, помогите мне! Нэс'cаэ! Сора! Эссин! Кто-нибудь…
— Мне хотелось бы узнать о магии твоего народа. Жаль, не удастся.
О чём он? Какая разница. Я не вижу его. Меня нет…
Холодно. Так невероятно холодно… страха нет, только холод. Или я воспринимаю теперь холод как страх? И странное щекочущее ощущение в тех местах, где с моей кожи исчезают последние капли серебра.
— Начнем, пожалуй, — Маг последний раз провёл кистью по моему телу, завершая узор. И словно разорвалась натянутая вдоль позвоночника струна. Всё. Конец. Что-то тёмное, ледяное накатывает приливной волной, обжигает кожу изнутри, выплескивается наружу. Невидимое и неотвратимое.
— Что… — Дэррик отшатывается, с ужасом глядя на свои начавшие волокнисто расползаться пальцы. Прах кисточки оседает на вычурном одеянии. Иногда, очень-очень редко, случается так, что Дитя Звезды встречает на своем пути слишком много боли. Слишком много такого, что убивает красоту. И когда её совсем не остаётся, приходит холод. Изначальный страх, который убивает. Неназываемый и всеразрушающий.
