Джордж Брейген - Клеймо змея
— С огромным удовольствием я напоил бы тебя расплавленным оловом. Принес бы целую кружку и влил всю ее целиком в твою поганую глотку! Но боги не дадут мне этого сделать. О, как я просил богов, чтобы они дали мне возможность собственноручно убить Ночного Губителя! Но, к моему сожалению, тебя казнит палач на площади. Не знаю еще, какую казнь тебе назначит герцог Фредегар, да освятит Всемогущий Митра его славное имя, но я обязательно приду посмотреть на твои мучения. Вся Херрида придет на площадь Мертвеца в тот день, когда тебя будут казнить.
После этого толстяк с достоинством развернулся, и дверь за ним с грохотом захлопнулась. Конан уже подумал, что ему так и не удастся утолить жажду, но снова стукнул засов, и один из вооруженных гвардейцев принес глиняный кувшин. Вода в нем оказалась теплой и затхлой, но варвар выпил ее с таким наслаждением, точно ощущал на губах аромат какого-нибудь старинного аквилонского вина. Потом другой охранник принес миску, на дне которой лежала большая лепешка, придавленная куском холодного мяса.
— На тебя хочет посмотреть герцог, да освятит Всемогущий Митра его славное имя! — почтительно понизив голос, пояснил зингарец. — Только поэтому ты имеешь право подкрепиться… Пока светлейший герцог не вынесет тебе приговора и тебя не потащат на казнь, тебя придется кормить.
После еды киммериец почувствовал, что силы начинают к нему возвращаться.
Он потребовал у стражников еще кувшин воды, и к тому времени, когда толстый тюремщик снова появился в камере и объявил, что сам герцог желает посмотреть на него, Конан уже окончательно пришел в себя.
Он довольно много слышал о владыке Херри-ды, но никогда еще не видел его. Из разговоров варвар знал, что герцог Фредегар всегда считался доблестным воином и грозным правителем.
Герцогу еще не было двадцати, когда много лет назад он во главе своей гвардии усмирил восстания в северном Междуречье, стер с лица земли несколько поместий баронов, вознамерившихся скинуть с трона владыки Херриды молодого наследника, — после этого он сразу заставил короля Зингары Фердруго провозгласить его правителем всей Херриды и Междуречья, большого плодородного района, раскинувшегося от берегов Громовой реки и Ширки до берегов Алиманы и Рабирийских гор.
Да и как бы мог король Фердруго, представитель царствующей зингарской династии Рамиро, не признать своего троюродного брата, к тому же собравшего под своим началом внушительную гвардию, поддерживаемую флотом в шестьдесят кораблей. Кордаву, столицу Зингары, постоянно сотрясали интриги — здесь то и дело вспыхивала борьба за обладание королевским троном, — и Фердруго не возражал против дружбы со своим могучим родственником.
Герцог Фредегар появился в темнице в сопровождении небольшой свиты. Он был настолько уверен в себе, что, в отличие от толстяка-тюремщика, не взял с собой даже охрану, во всем полагаясь, видимо, на короткий меч с богато украшенной рукоятью, висевший в роскошных ножнах на толстой золотой цепи, опоясывавшей его талию.
Стоило только герцогу переступить порог и сделать пару шагов, как за ним внесли резной деревянный трон. Властитель Херриды даже не обернулся назад, а величественно опустился на сиденье, положив могучие руки на подлокотники, и суровым взором впился в Конана.
С первого взгляда варвару стало понятно, что он видит перед собой опытного воина, проводящего много времени в походных шатрах, а не в прохладных залах роскошного дворца. Смуглое, иссеченное морщинами лицо правителя окаймляли густые и совершенно седые, белые, как горные снега Киммерии, волосы. Они были зачесаны назад, открывая высокий лоб, и падали на плечи роскошной непокорной гривой.
«Такая же грива, — невольно отметил про себя Конан, — должна со временем быть и у меня, — если удастся, конечно, дожить до таких почтенных лет и стать правителем какой-нибудь страны».
— Ты первый узник, к которому я сам пришел в темницу, — нарушил, наконец, молчание герцог. — Всех остальных приводят ко мне в тронный зал. Но я не мог допустить, чтобы кровавые стопы Ночного Губителя касались мраморных плит, которыми вымощены полы дворца. Боги покарали бы меня, если бы я позволил гнусному убийце топтать священные чертоги. Почему боги позволили тебе совершить столько злодейств? Почему они не покарали тебя после первого?
— Потому что я не убийца. Суровый Кром, бог моего народа, позволил мне стать воином, и я обнажаю оружие только в честном бою.
Седые пряди колыхнулись, когда герцог Фредегар кивнул головой и сказал:
— Действительно, твой облик напоминает настоящего воина, доблестного бойца, что ты и доказал на морском берегу, когда почти разметал отряд моих лучших гвардейцев. А там нет сельских ротозеев, только и способных, что лупить друг друга дубинками по праздникам. В моих отрядах отборные ратники, закаленные в боях с барахскими пиратами и аргосскими ратниками. Поэтому мне больно думать, что такой человек, как ты, убивал беззащитных по ночам и глумился над их сердцами. Что заставило тебя свернуть с пути воина? Почему злобный Сет смог завладеть твоим разумом и твоими руками творить зло? Ведь только Сет, Вечный Змей Ночи, мог получать удовольствие от таких злодейств. Ты приносил сердца несчастных ему в жертву? Рассказывай!
— Почтенный герцог, я все рассказал бы, если бы действительно я убивал по ночам, — вздохнул Конан. — Но клянусь именем Крома, клянусь небом моей родной Киммерии, я никого не убивал по ночам, и тут произошла какая-то ошибка…
Седовласый герцог не сводил с него тяжелого внимательного взгляда. Темные глаза, глядящие на варвара из-под густых белых бровей, сверлили его, но киммериец смог выдержать и ответить прямым спокойным взглядом.
— О, Митра Всемогущий… — тихо проговорил Фредегар, откинувшись на спинку своего трона. — Твои глаза подтверждают, что ты никого не убивал по ночам… я ничего не понимаю! Тубал, советник мой, напомни герцогу, почему мы можем считать этого человека кровавым преступником…
Низкорослый худощавый брюнет выступил из свиты, все это время неподвижно стоявшей в проеме открытых дверей темницы и в тюремном коридоре.
— Осмелюсь напомнить светлейшему герцогу Фредегару, да благословит Всемогущий Митра его имя, Ночной Губитель совершил не меньше десяти убийств в Херриде и в двух последних случаях оставил следы — огромные отпечатки ног с характерным рисунком на подошве, образуемым шляпками сапожных гвоздей. Эти следы были обнаружены на месте убийства жрицы Адальджизы из Храма Небесного Льва и на месте убийства торговца старинными рукописями и вещами по имени Унольф.
