Джон Толкин - Сильмариллион
Помогли зато Маэдросу наугримы — и воинской силой, и оружием; и много работы было в те дни у кузнецов Нагрода и Белегоста. И собрал Маэдрос всех своих братьев и все племена, что поддерживали их; собрались люди из племен Бора и Ульфанга и обучались воинскому ремеслу, и призвали с Востока еще многих своих сородичей. Сверх того Фингон, всегдашний друг Маэдроса, заключил союз с Химрингом, и на западе, в Хифлуме нолдоры и люди из рода Хадора готовились к войне. В лесу Брефиль Хальмир, вождь племени Халет, собирал своих воинов, и они точили боевые секиры; но Хальмир умер прежде, чем началась война, и племенем правил сын его Хальдир. Пришли вести и в Гондолин, к Тургону, потаенному владыке.
Однако Маэдросу пришлось до срока испытать свои силы, еще до того, как осуществились все его замыслы, и хотя все северные земли были очищены от орков, и даже Дортонион на время освобожден, но Морготу стало известно о замыслах эльдаров и Друзей Эльфов, и он сделал все, чтобы охранить себя. Он послал к ним множество соглядатаев и предателей, и им было тем легче, что вероломные люди, заключившие союз с Морготом, хорошо знали тайны сыновей Феанора.
И вот Маэдрос, собрав все, какие только мог, силы эльдаров, людей и гномов, решил с востока и запада двинуться на Ангбанд; замышлял он открыто, с развернутыми стягами пройти через Анфауглиф. Когда же, по его замыслу, он выманит войска Моргота из укрытий, из ущелий Хифлума выйдет Фингон; они рассчитывали, что таким образом силы Моргота попадут как бы между молотом и наковальней и будут сокрушены. Сигналом к этому должен был послужить огонь большой сигнальной башни в Дортонионе.
В назначенный день, на рассвете Сердца Лета, трубы эльдаров приветствовали восход солнца; и на востоке взмыл стяг сыновей Феанора, а на западе — стяг Фингона, верховного короля нолдоров. Со стен Эйфель Сириона смотрел Фингон на долины и леса к востоку от Эред Вэтрина — там было расставлено его воинство, сокрытое от глаз врага; но он знал, что оно велико. Ибо собирались там все нолдоры Хифлума, и с ними эльфы Фаласа и отряд Гвиндора из Наргофронда, было там и много воинов людей: по правую руку стояло доблестное воинство Дор-Ломина и вожди его, Хурин и брат его Хуор; и к ним присоединилось множество лесных людей.
Затем Фингон обратил взгляд на Тангородрим — его скрывала черная туча, и черный дым подымался вверх; и понял он, что восстал гнев Моргота и что вызов их принят. Тень сомненья легла на сердце Фингона, и он взглянул на восток, надеясь острым зреньем эльфа различить пепел Анфауглифа, вздымающийся из-под ног воинства Маэдроса. Не ведал он, что мешкает Маэдрос, обманутый вероломным Ульдором Проклятьем, который ложно предостерег его о нападении из Ангбанда.
Но вдруг несомый ветром клич пролетел с юга от долины к долине, и люди и эльфы изумленно и радостно закричали в ответ. Ибо Тургон, непризванный и нежданный, открыл завесу над Гондолином и вышел с десятью тысячами воинов в сверкающих доспехах, с длинными мечами и лесом копий. И когда услышал Фингон отдаленный, но громкий голос труб брата своего Тургона, тень исчезла из сердца его, а дух воспрял; и вскричал он: "Утулиэн аурэ! Аийа Эльдалиэ ар Атанатари, утулиэн аурэ! День пришел! Узрите, народы эльдаров и Отцы Людей, день пришел!" И все, кто слышал его могучий голос, эхом отдававшийся в горах, ответили криком: " Аута и ломэ! Исчезает тьма!"
Тогда Моргот, которому были ведомы многие замыслы и дела врагов его, решил, что настал его час, и, веря, что его вероломные слуги удержали Маэдроса и предотвратили объединение воинств, выслал на Хифлум силы несметные (и все же бывшие лишь ничтожной частью того, что припас он в тот день); одеты в черные доспехи, они не обнажили клинков, и потому покинули уже пески Анфауглифа, когда их приближение было замечено.
Тогда загорелись сердца нолдоров, и их военачальники хотели ударить на врагов на равнине; но Хурин был против этого и молил остерегаться вероломства Моргота, сила которого была всегда большей, нежели казалось, а цель — иной, чем та, которую он явно преследовал. И хотя сигнала о приближении Маэдроса все не слышали, а в войске росло нетерпение, Хурин настоял на том, чтобы дождаться сигнала, и пусть себе орки разобьются о скалы, пытаясь до них добраться.
Но военачальнику западного войска Моргота велено было любой ценой добиться, чтоб Фингон спустился с гор. Потому он вел войско вперед, покуда его передовые отряды не растянулись перед Сирионом от стен Эйфель Сириона до топи Серех, где впадает в Сирион Ривиль; и сторожевые заставы Фингона видели уже глаза своих врагов. Но ответа на вызов не было, и пртихли орки, взглянув на безмолвные стены и горы, таящие угрозу. Тогда военачальник Моргота выслал всадников — якобы для переговоров; они подъехали под самые внешние укрепления Барад Эйфеля. С собой они везли Гэльмира, сына Гуилина, витязя из Наргофронда, что был захвачен в плен при Дагор Браголлах; и его ослепили. Затем посланцы Ангбанда выставили его напоказ, крича: "У нас дома такого добра много, только если хотите их застать, поторапливайтесь; когда вы вернемся, сделаем с ними то же самое." И они отрубили Гэльмиру руки и ноги, а напоследок голову — и все это на глазах у эльфов; и бросили его.
На беду здесь, на укреплениях, стоял Гвиндор из Наргофронда, брат Гэльмира. Гнев его превратился в безумие, он вскочил на коня, и многие последовали за ним; они нагнали и убили посланцев и врезались в гущу вражеского войска. Видя это, загорелись все войска нолдоров; Фингон одел свой белый шлем, и затрубили его трубы; и внезапно с гор обрушилось все воинство Хифлума. Сверканье обнаженных мечей нолдоров подобно было пламени, объявшему тростник; и натиск их оказался так неожидан и яростен, что едва не пошли прахом все замыслы Моргота. Ранее чем войско, посланное им на запад, получило подкрепление, оно было отброшено, и стяги Фингона пересекли Анфауглиф и взмыли пред стенами Ангбанда. Впереди всех шли Гвиндор и эльфы Наргофронда, и даже сейчас их трудно было сдержать; и они прорвались через врата и перебили стражу на самих лестницах Ангбанда; и Моргот затрепетал на своем подземном троне, слыша, как ломятся в его двери. Но там они попали в западню и все погибли, кроме Гвиндора, которого взяли живым; Фингон же не мог прийти им на помощь. Из множества тайных ходов в Тангородриме выслал Моргот свои главные силы, которые прежде, выжидая, скрывал; и Фингон с большими потерями был отброшен от стен.
Тогда на равнине Анфауглиф, на четвертый день войны началась битва Нирнаэф Арноэдйад, Бессчетные Слезы; ибо никакая песня и никакое предание не могут вместить всей ее скорби. Воинство Фингона отступало через пески, и в арьергарде его погиб Хальдир, вождь халадинов; с ним пало много людей из Брефиля, и никогда они не вернулись в свои леса. На пятый же день, с наступлением ночи, когда до Эред Вэтрина было еще далеко, орки окружили войско Хифлума; бились до рассвета, а кольцо все сжималось. Надежда пришла, когда поутру услыхали они пенье труб Тургона, ведшего воинство Гондолина; ибо Тургон стоял южнее, охраняя теснину Сириона, и удержал большинство своих воинов от опрометчивой атаки. Сейчас он торопился на помощь брату; гондолинцы были сильны и одеты в кольчуги, и ряды их сверкали под солнцем, как стальная река.
