Кассандра Клэр - Draco Veritas
— Но если они попросят нас о помощи, мы поможем им? — спросил Чарли, пытаясь уловить смысл только что произнесенной Дамблдором фразы. Он её понял но, по некоторым причинам, не хотел принимать. — Я имею в виду…
— Ну, конечно, если Драко попросит у меня Защитных Заклинаний, я дам ему их.
— Но они не захотят просить помощи. Гарри уж точно.
— Совершенно верно, — кивнул Дамблдор. — Подумай о первых одиннадцати годах его жизни. Он вырос, зная, что, заплачь он ночью от страшного сна, никто не придет успокоить его. Никто не поможет и не пожалеет его, если ему больно, не бросится на его поиски, если он потеряется, не заплачет над ним в случае его смерти… Выросший при таком воспитании вряд ли бросится за помощью, попадая в беду.
— Директор, при всем моем уважении…
— Да?
— Вы выбрали для него место, где он провел свое детство.
— Да, — кивнул Дамблдор, — совершенно верно.
* * *
Драко выпустили из больницы только через два дня. Мадам Помфри провожала его, стиснув руки, словно была уверена, что в следующий раз его доставят в лазарет по частям. Она даже спросила, не нужно ли его проводить, но он ответил, что предпочитает вернуться в одиночестве. Идя через коридоры к Слизеринским подземельям, он видел развешенные повсюду украшения к Святочному Балу и с острой болью сообразил, что вылазка в паб тоже была намечена именно на этот вечер. И, конечно, он не мог туда пойти.
Он зря волновался, что по возвращении слизеринцы будут относиться к нему прохладнее. Рассказанная Блез под большим секретом история (которую, естественно тут же узнала вся школа) гласила, что Драко был ранен, готовясь к дуэли с Гарри, и именно поэтому-то Гарри и сбежал из Большого зала: он почувствовал себя виноватым и испугался Нарциссы. Все более и более видоизменяясь, слух пронесся по школе, и хотя Драко возмущался домыслу, что в результате неумелого применения заклинания он едва не лишился руки, это все же стоило чуточки душевного покоя.
Вечер перед обещанными развлечениями в пабе Драко провел в одиночестве в своей комнате, задумчиво разглядывая свое голое по пояс отражение в висящем над комодом зеркале. Бледнокожий (неудивительно, зима ведь!), с похожим на серебристую звездочку шрамом в том месте, куда вонзилась стрела. Такой юный, а сколько отметин на теле! Вот и под правым глазом светлая полоска — это от отскочившего осколка бутылочки чернил, которой Гарри случайно его порезал.
Светлый зигзагообразный шрам на ладони, а если придвинуться поближе к зеркалу, то становился виден и тонкий белый шрам на нижней губе — он прокусил ее во время пытки.
Он любил свои шрамы. Они были слабым узором на карте его жизни, отмечающим наиболее значимые события. Однако больше всего он был привязан к шраму на своей руке, приобретенному по доброй воле.
Драко потянулся к своим вещам и, не торопясь оделся, хотя в подземелье было холодно. Даже если он решил провести вечер в одиночестве, это не причина, чтобы отказаться от возможности хорошо выглядеть. Он выбрал черные брюки, сшитые из дорогого тяжелого материала, темно-зеленый свитер и черную мантию, украшенную витым серебристым узором и окаймленную созвездиями, выполненными из стекла. Крупная серебряная застежка на горловине его мантии тоже была в форме созвездия: Драко — Дракон. И в миг, когда он застегнул ее, плечо прострелила вспышка огненной боли.
Когда он вышел из комнаты, в коридорах было уже полно людей, девушки спешили из ванных комнат с наполовину законченными прическами, юноши в выходных мантиях бросали на себя в зеркало последний взгляд. Драко миновал их и вошел в гостиную, за каминной решеткой которой полыхало пламя. Перед камином в новой синей мантии поверх темного костюма стоял Малькольм Бэдкок, а рядом — Блез. Она заняла такую позицию, что отблески пламени превращали ее волосы в пожар, а сквозь длинную серую мантию угадывались очертания ее тела. Увидев его, она улыбнулась и протянула к нему руки:
— Драко!…
Он шагнул к ней, и какая-то часть внутри него обрадовалась тому, что она не сердится. Хотя, с другой стороны, все знали, что Дамблдор запретил ему покидать пределы Хогвартса до Рождества, и ей вряд ли могло прийти в голову, что он может не подчиниться этому запрету. Иначе бы он ни за что не сказал ей, что уже решил не ходить в паб, что было приятной неожиданностью (если только можно приятной неожиданностью считать едва не приведшее к смерти кровотечение). Он ненавидел ругаться с Блез — скоре всего потому, что она обладала чрезвычайно острым умом и частенько говорила ему то, что он отнюдь не хотел бы услышать.
— О, ты великолепен, — заметила она.
— Как и ты, — в тон ей восхитился он. Блез действительно, как всегда, выглядела просто потрясающе — от своей обтягивающей мантии цвета меди до шестидюймовых шпилек от Мундунгуса Бланикса. Волосы ее, собранные в низкий узел на затылке, искрились и переливались волшебными огоньками. Он коснулся губами ее подставленной щеки. Малькольм, улыбаясь, взглянул на них, прищурив свои так сочетающиеся с этой черно-синей мантией глаза, однако раньше, чем он успел поприветствовать Драко, к ним присоединились выглядящая кирпичной стеной в своей красной мантии Тэсс Хэммонд и одетая, как обычно, Пенси Паркинсон: джинсы, шерстяная шапочка и мантия.
— Пенси, — нараспев протянула Блез, — ты же пойдешь не в таком виде, правда?
— Я вообще не пойду, — холодно ответила Пенси. — Я останусь здесь и буду выдавать пропуски, как и обещала.
— Не понимаю, зачем, — пожала плечами Блез, вздергивая носик и беря Драко за руку. — Это же ужасно скучно.
Она порывисто зашагала к выходу из подземелий, таща его за собой на буксире. Драко позволил ей провести себя вверх и дальше — по коридору, к Большому Залу Хогвартса.
— Не могу себе представить, чтобы кто-то пошел с Пенси, — шепнула Блез на ухо Драко, когда они вышли в холл замка с распахнутыми дверями. — Чтобы собраться, ей надо не один час, а косметики в одном из дурацких папочкиных магазинов — о, ты бы видел эти горы лосьонов и зелий! — явно ей недостаточно. Когда она наконец-то выходит, то выглядит, как кошачья блевотина на ковре. Эй, ты меня слышишь!
— Как увлекательно, — фальшиво согласился Драко, но, по счастью, в этот момент Блез замолчала и начала разглядывать все вокруг. В этот раз Хогвартс превзошел сам себя: огромные искрящиеся сосульки, обвитые сияющей мишурой, плавали в воздухе. Четыре громадных елки — в каждом углу — сверкали огоньками и разноцветными сладостями. Тяжелые столы, обычно стоявшие в зале, были превращены в дружелюбных северных оленей, хотя, к сожалению, ума у них было явно не больше, чем у тех же столов — они занимались тем, что били и бодали стены.
