Дуглас Брайан - Дочь друидов
Два гоблина наседали на двоих товарищей Гайона. Поначалу Туризинд думал, что у монстров существует особого рода кодекс чести: не больше одного противника на каждого. Но затем, когда один из гоблинов пожрал убитого, до Туризинда дошла страшная истина: люди представлялись монстрами попросту пищей. Чтобы в племени гоблинов не возникало ссор, у них был принят закон: одна порция на каждого.
«Порция»!
Вот как они воспринимали думающее и чувствующее существо! Зарычав от ярости, Туризинд бросился в атаку. Конан не успел остановить его, и Туризинд резко выбросил вперед руку с мечом.
Удар был бесполезным, и Туризинд заранее знал это. Просто гнев переполнял наемника и требовал выхода, пусть даже и столь безрассудного. Но случилось так, что как раз в этот самый миг гоблин наклонился и разинул пасть, демонстрируя людям желтые, покрытые розоватой слюной клыки. И меч Туризинда вонзился прямо в сизое нёбо чудища.
На сей раз не было скрежета, не было ощущения, будто клинок втыкается в твердую скалу. Меч легко вошел в плоть и рассек ее. Хлынула темная, синеватая кровь, и гоблин захлебнулся ею. Громадная волосатая туша повалилась набок, багровые глазки еще некоторое время сверкали, а затем подернулись пленкой и погасли.
Туризинд, ликуя, выдернул клинок из трупа, пока мощные челюсти не сомкнулись над ним в последнем зевке агонии, и огляделся по сторонам. Битвы, как таковой, не было: чудовища гонялись за верткой добычей, а Гайон и другие попросту уносили ноги.
И тут случилась еще одна странная вещь. Над поляной раздалось пение. Сперва тихое, постепенно оно набирало силу, делалось все более уверенным и громким. Поднявшись во весь рост над цветущим кустом, Дертоса стояла у всех на виду и пела. Ее голос звучал сладко и причинял страдание. Казалось, в бесконечной песне без слов, которую она выводила, повторяя одни и те же вариации, сосредоточились вся боль и все торжество мира.
«Магия! – подумал Туризинд. – Магия музыки друидов! Или… или это та магия, которой обучили душу Дертосы черные зеркала Дарантазия? Как нам это понять? И… стоит ли пресечь ее песнь? Быть может, она опасна и пагубна для нас!»
* * *
Дертоса поняла, что не может больше отсиживаться в укрытии, пока остальные подвергаются смертельному риску. Слишком хорошо она видела преимущество гоблинов перед людьми. Рослые, могучие монстры были почти неуязвимы. Людей Гайона спасала только привычка к такого рода испытаниям: они были готовы заранее почти ко всему, что только могло встретиться на их пути. Расправа над раненым человеком вызвала Дертосы приступ ужаса. Несколько минут она не могла пошевелиться, так она была напугана. Она не могла понять, почему. Ей доводилось видеть, как убивают людей. Смерть иных была страшной. Ее саму едва не повесили – более того, она была убеждена в том, что ее спасение было дело случайности; она действительно находилась на волосок от гибели.
И все-таки видеть, как жуткое чудовище пожирает человека, оказалось для Дертосы слишком большим потрясением. Что-то невероятно унизительное для человеческого естества заключалось в этом акте. И Дертоса не выдержала.
Пренебрегая собственной безопасностью, она выпрямилась во весь рост.
В первое мгновение она ощущала, как в ней борются две противоположные силы. Одна из них, более могущественная и куда более смертоносная, была приобретена ею в Дарантазии. Несомненно, то была магия черных зеркал. Дертоса знала; что в ее силах заворожить всех сражающихся. Ей даже не нужно было прилагать больших усилий. Довольно было только вспомнить черные зеркала и таящуюся в их глубине нечеловеческую мощь. Да и этого можно было не делать – только отдаться во власть магический силы, что готова была переполнить душу Дертосы.
Ей пришлось призвать на помощь всю свою человеческую волю, чтобы отвергнуть соблазн. Искушение было слишком велико… и все же Дертоса сумела сказать ему «нет». Довольно! Она дурачила таким образом глупых горожан, она измывалась над похотью, снедавшей мужчин, она забирала у людей их достоинство вместе с их одеждой и деньгами… Но теперь с этим покончено. Туризинд не должен видеть ее такой. Он и без того презирает в ней болотницу и ведьму. И до сих пор, кажется, не вполне верит в то, что она сумела, будучи шлюхой, сохранить свою девственность в неприкосновенности.
Да, именно мысль о Туризинде, а вовсе не соображения безопасности удержали Дертосу от того, чтобы воззвать к магии черного зеркала.
Вместо этого она вспомнила, как пели друиды. Их музыка устремлялась к звездам и наполняла красотой весь окружающий их мир. Их музыка была исполнена тоски по прекрасному, по недостижимому, она звала к лучшей жизни… И одновременно с тем друиды никогда не рвались к другой жизни, отличной от той, что они вели в здешних глухих лесах. Стремление ввысь, вдаль, к иному, к переменам – существовало только в их музыке.
Сочетание неподвижности, неизменности с порывами души в неизвестность рождало странную, волнующую музыку. Она была способна тронуть самые глубины человеческой натуры, придать ей силы, о существовании которых сам человек никогда даже не подозревал. Песнь Дертосы как будто разрывала душу человека на две половины: одна жаждала совершать неслыханные подвиги, другая – пребывать в вечном покое и созерцании неизменной красоты.
Сладкая боль, причиняемая этим противоречием, вскипала в воине и бросала его в яростную битву. Дертоса знала об этом воздействии лигурейского пения на людей с оружием в руках еще и потому, что первыми на музыку друидов отзывались даже не сами воины, а их клинки. Дертосе доводилось видеть, как неуловимо и вместе с тем вполне ощутимо менялось оружие, как начинало оно подрагивать в руке владельца, устремляясь в бой.
И сейчас, усилием воли отвергнув магию зеркал Дарантазия, Дертоса вернулась к тому, чему научилась в детстве у своих воспитателей. И, как и встарь, мечи в руках опального графа и его товарищей по изгнанию запылали незримым, но вполне ощутимым огнем. Сталь сделалась темно-голубой, по ней пробежали радужные разводы. Люди ничего не видели – чудесное преображение и одушевление оружия происходило на более тонких планах, недоступных человеческому восприятию. Но близость благосклонной магии они, несомненно, ощутили.
До Дертосы доносились ликующие крики сражающихся: впервые с начала схватки с гоблинами воины Гайона почувствовали свою силу. Их сердца наполнились уверенностью.
Дертоса воспринимала звуки приглушенно: они доносились до нее как будто из отдаления. Сама она находилась словно бы в двух мирах одновременно: на краю поляны, где кипела битва между людьми и гоблинами, и в то же время в надзвездном пространстве.
