Алекс Орлов - Его сиятельство Каспар Фрай
Командир разведотряда капитан Карбюзье отсыпался на телеге. Последние две ночи он почти не спал, координируя движение разделенных колонн войска. Теперь все оказались вместе, кроме отправленной вперед авангардной группы из двухсот всадников, смотревшей за поведением вердийцев.
В обозе Каспар встретил де Шермона. Облокотившись на возок, тот ждал, пока в его кибитке приготовят постель. В суровых походных условиях его светлость отказывался от личного шатра и довольствовался большой кибиткой, однако возил с собой пятерых слуг, повара и двух оруженосцев, составлявших его свиту.
– Вы не видели Хуберта, граф?
– Он уже спит, вон там под пологами. С ним все в порядке.
– Спасибо, что вы приглядываете за ним, граф.
– Молодой человек нуждается в наставнике, пусть им лучше буду я, нежели гвардейские сержанты. Они не годятся для превращения провинциального юноши в сиятельного графа.
– О, сейчас я думаю об этом меньше всего.
– Понимаю вас, генерал, и тем не менее…
– Ваша светлость, извольте ложиться - все готово! - донеслось из темноты.
– Спокойной ночи, граф!
– И вам того же, генерал, но более всего - хорошего завтрашнего дня.
50
Войско начало подниматься еще до восхода.
Едва посветлел восточный краешек неба, сержанты стали бесцеремонно расталкивать солдат и шипеть им на ухо:
– Вставай уже, лежебока, так и хлеб свой проспишь!
От такой угрозы сонные гвардейцы сейчас же вскакивали, ведь проспать завтрак в гвардии считалось великим позором, хотя сегодня он состоял лишь из куска хлеба с кусочком колотого сахара да кружки холодной воды. В условиях тайного передвижения слышать о кулеше приходилось все реже.
Зашевелились лошади, помимо неполной мерки овса им полагался кусок подсоленной хлебной корки, которую от своего пайка обязательно приберегали благодарные наездники.
Когда солнце показалось из-за горизонта, пятитысячный корпус генерала Фрая уже двигался по наезженной дороге. Несмотря на то что ночью было сыро и роса выступала с полуночи, под копытами тысяч лошадей и колесами повозок дорога быстро высыхала. Позади растянувшейся на полторы мили колонны поднимался отчетливо видимый пыльный хвост, сносимый ветром на юго-запад.
Через час пути дюны стали ниже, потом и вовсе исчезли и им на смену пришла безбрежная тундра, поросшая низкой травой, длинными дорожками грибов-первовешек да изредка встречавшимся кустарником, цеплявшимся за мокрые ямы и небольшие пригорки.
– Неприветливая местность! - заметил де Шермон и широко зевнул, прикрываясь перчаткой. - Никак не могу проснуться, пока не подадут завтрак.
– Пожуйте кислых ягод.
– Ягод?
– Да. - Каспар протянул горсть ярко-красных плодов, что принесли ему два сержанта-чекмеса. При Каспаре они съели по полгорсти, чтобы доказать, что ягода не ядовита.
«Возьмите, ваше превосходительство, ягода свежая, только что с кочек. Ее для бодрости принимают и для укрепления живота. Вода в здешних местах черная, гнилая, берите, обязательно пригодится».
Каспару ягода понравилась, она действительно давала прилив сил.
Де Шермон помялся, затем забросил пару ягодок в рот, поморщился, но попросил еще - северная ягода и ему пришлась по вкусу.
Через два часа после начала движения войско миновало несколько пустых хуторов, покинутых жителями совсем недавно - навоз в стойлах еще парил, а в печах были угли…
– Теперь жди контрфорса! - сказал Углук, демонстрируя свой опыт и осведомленность.
– Не будет контрфорса, - возразил де Шермон, который уже усвоил, что, если орка сразу не одернуть, он будет разглагольствовать до самого обеда.
– А отчего же не будет, ваше сиятельство? - не сдавался старый наемник. - Пока войско на марше, ему и трех сотен кавалерии хватит, чтобы спутаться.
– Возможно, сержант, но вердийцы без надлежащей расстановки в драку не лезут. Они подумать любят.
– Дураки, стало быть?
– Нет, я же сказал - подумать любят.
– У тебя все, кто не жрет с утра до вечера, - дураки, - ввернул гном.
– И вовсе нет, железка ты кузнечная, вот его светлость не жрет с утра до вечера, но я уважаю его за смысл во вкусе. Вчера вылизывал его супницу, так чудо до чего хороша похлебка - я и не знал, что господа так в этом понимают!
– Вы вылизывали мою супницу, сержант?! - ужаснулся де Шермон.
– Да, ваше сиятельство, перед тем как ваш слуга собирался ее помыть. Так вылизал, что даже воду можно было сэкономить, но слуга у вас глупый, таки взялся ее мыть.
Де Шермон машинально приложил руку к груди, там, где обычно чувствуется тошнота, но жесткая перчатка лишь царапнула по кирасе - граф забыл, что он в доспехах.
– Граф, но ведь супницу после помыли… - негромко произнес Каспар.
– Я… я не могу с этим смириться… - вздохнул де Шермон. - А знаете, сержант, я могу оставлять вам в супнице немного похлебки и повар будет отдавать ее вам. Вы же за это не станете больше лизать мою посуду, договорились?
– Как не договориться, ваше сиятельство! Это ж неслыханная доброта с вашей стороны, хоть вы и граф, сожри меня огры!
От возбуждения Углук так размахался руками, что заехал Хуберту по плечу.
– Извини, дружок.
– Вообше-то он гвардейский лейтенант, - строго заметил находившийся рядом майор-барон Лайдас, который не собирался делать скидки пусть даже личным друзьям генерала.
– Прошу прошения, господин майор-барон! Прошу прошения, господин лейтенант! - тут же поправился Углук. - Виноват.
51
С самого утра конвендор Кригс пребывал в хорошем настроении. Перед завтраком ему сообщили, что возле острова Каре встали на якорь три большие шхуны под флагами Гвиндосии. Пообщавшийся с гвиндосским сенатором сержант сторожевой роты, что находилась на острове, написал в рапорте, что «их благородие стоят на ремонте и после обеда сойдут на большой берег».
Прочитав рапорт, Кригс был готов немедленно мчаться к океану, чтобы не заставлять ждать посланца могущественной державы, однако председатель коллегии советников дорф Даувпилс порекомендовал конвендору до времени не появляться на берегу, чтобы «соблюсти приличие и достойную гордость».
– Велите дорфу Пяллинену отправиться к океану, пусть он, как дипломатический советник, подготовит почву для ваших переговоров с сенатором.
Кригсу предложение дорфа Даувпилса понравилось. Пяллинен был вызван во дворец и получил самые подробные, но путаные наставления как от самого конвендора, так и от дорфа Даувпилса. В сопровождении десяти всадников Пяллинен отбыл к океану, после чего конвендор отослал дорфа Даувпилса, достал из ящика бюро чернила с бумагой и, покусав для порядка гусиное перо, написал первую строку будущей баллады:
