Фаня Шифман - Отцы Ели Кислый Виноград. Первый лабиринт
Именно на Дне Кайфа Миней решил незаметно и ненавязчиво отработать свои идеи — для начала на лулианичах. Он очень рассчитывал на молодых элитариев, главным образом — гимназистов из Галили. Продвинутые члены «Клуба юных силоноидов» могли оказать в этом большую помощь. Успешное словесное сражение, в котором они одержали победу над упёртым Дороном, продемонстрировало их бойцовские качества и незаурядный творческий потенциал.
Он подозвал к себе Тима. Тот послал Офелию побродить с диктофоном по Лужайке пикников, подсказав, на кого стоит обратить особое внимание, после чего присел со старинным приятелем отца прямо на мягкую травку. О чём они беседовали, никто не знал. Закончив беседу с боссом и встав, Тим направился к молодёжи, роящейся вокруг аппаратуры. Увидев возле них Кобу, он решил подождать, не появляться у мальчиков Блох вместе с Арпадофелем — каждому фрукту своё время.
* * *Подойдя к группе деловито суетящихся парней Арпадофель долго стоял, время от времени прошивая их туманным лучом, испускаемым из ещё сильнее закосившего левого глаза, и размышляя, кого имеет смысл пригласить.
Его внимание привлекли близнецы 16–17 лет. Коба ещё не знал, что это сыновья главного специалиста «Лулиании» Моти Блоха, Галь и Гай, тем более внешне они ничем не напоминали отца. Это были широкоплечие крепкие парни среднего роста, обладатели мощных, перекатывающихся под загорелой кожей бицепсов на руках и ногах, свойственных тем, кто слишком много времени уделяет тренировкам в силовых видах спорта. Галь всегда был чуть крупнее и мощнее Гая, а сейчас и взгляд его серых красивых глаз стал жёстче и холоднее. Как это водится у близнецов, они были почти совершенно неразлучны, причём примат более активного Галя с самого раннего детства безоговорочно признавался вялым и слабохарактерным Гаем.
Поступив в гимназию, близнецы задались целью подчеркнуть яркую индивидуальность каждого. Они начали принципиально одеваться и стричься по-разному. Стиль определял, разумеется, Галь, а Гай безропотно принимал все его решения. Галь выбрил у себя левую половину головы, а правую искусно превратил в лохматого пёстрого ёжика. Гаю, наоборот, он посоветовал выбрить правую половину головы, а с левой у него свисали до плеч покрытые жирным гелем, блестящие, похожие на радужные перья, голубоватые с розоватым отливом пряди волос.
Домашние давно позабыли бы, какого цвета волосы были у братьев изначально, если бы не детские фотографии, которые любили разглядывать родители и сестра. На детских фотографиях головы близнецов были похожи на пару ярких солнечных эшколитов. И рядом с ними ярким контрастом — крупные, чёрные, как смоль, локоны младшей сестрёнки Ширли, сверкающей горячими чёрными глазёнками.
Колечки и шарики, которыми близнецы Блох искусно украсили свои уши и лица, став гимназистами, были разной формы и величины, да и располагались у каждого по-своему.
К тому же свои тела они совсем недавно изукрасили модной росписью, и тут каждый предпочёл свой узор и раскраску, отличную от брата. С момента их поступления в гимназию Галили индивидуальность каждого выплёскивалась из них с силой и энергией, которую диктовало и подпитывало современное буйство молодёжной моды.
Их решительные, жёсткие, покрытые слабым светло-рыжеватым пушком подбородки и колючий, непреклонный взгляд насмешливых серых глаз просигнализировали Арпадофелю, что на этой парочке неплохо было бы остановить свой выбор. Он подкатил к ним и тихо прогундосил: «Мальчики, как вас зовут?» Мальчики, сильно смущаясь и заикаясь, назвали и имена, и фамилию: их немного смутило, но главное — польстило, что этот показавшийся им скорее забавным, нежели зловещим, колобок, за которым уже угадывалась сила, нарождающаяся не только в «Лулиании», но во всей Эрании, обратился к ним. Арпадофель был ещё больше озадачен: неужели это потомки того самого Моти Блоха, которого он почему-то невзлюбил с первого взгляда на совещании у Минея?.. Он сверкнул ослепительно-жёлтым левым глазом, не решив, как ему реагировать на сыновей этого умника.
Решив поразмышлять на эту тему во время обхода Лужайки, он отошёл от них, то и дело оглядываясь и буравя поочерёдно каждым глазом юных Блохов. От его взора не укрылось, что в компании ребят, налаживающих аппаратуру и подбирающих записи, которыми они хотели осчастливить лулианичей, близнецы играют лидирующую роль.
Коба вспомнил, с какой похвалой Мезимотес отзывался о сыновьях Блоха. Как знать, может, и он относительно Моти ошибается, но, скорее всего, эти яблочки непостижимым путём очень далеко откатились от отцовской яблоньки.
Коба решил посоветоваться с Минеем, стоит ли именно этих ребят пригласить к ним на боссо-мангал. И тут у него в голове сверкнуло: «Тимми Пительман!» Ну, конечно, Тимми! Во всех отношениях именно то, что им нужно — и на этот важный и ответственный день, и на дальнейшее. Решено: надо пригласить этих лапочек-культуристов и Тимми. Познакомить их, а там!..
Миней, услышав идею Арпадофеля, рассмеялся: «Отлично, Коба! Лучше не придумаешь!
И даже знакомить с Тимом мальчиков не придётся. Разве ты не знал, что Тим — как бы приятель Моти? Конечно же, он часто бывает у Блохов. И сыновей его отлично знает. Я даже слышал, что они к нему привязаны куда как больше, нежели к своему вечно погруженному в работу отцу. Сдаётся мне, Тимми тоже именно их имеет в виду!» — «А, кстати, где ты установил свою беседку? Надо бы в самых зарослях, чтобы никто ничего не заметил…» — подозрительно прогундосил Коба, его фанфарисцирующие интонации удивительным образом куда-то исчезли. — «Не волнуйся…
Всё будет тип-топ!» — ухмыльнулся Миней.
* * *Юных элитариев сильно впечатлили фанфарисцирующие модуляции голоса загадочного «колобка», стреляющий разноцветными очередями его левый косящий глаз. Близнецам Блох и их друзьям Коба показался не жутковатым, а скорее — забавным. Они ещё не осознавали, но подсознательно чуяли, что его речь как бы распахнула перед ними широкую перспективу — с точки зрения идей, обуревавших их неугомонные и необузданные натуры. Правда, оставалось загадкой, как они могли что-то почерпнуть из речи, в которой интонации, а не слова, играли главную роль, но в образе мыслей и ощущений современных юных элитариев загадок хватает. А тут ещё он сам обратил на двух из них своё благосклонное внимание! Тот самый Арпадофель, — вы понимаете? — в котором не только они, сыновья главного специалиста «Лулиании», но и кое-кто из наиболее прозорливых лулианичей, ощутили нарождающуюся силу и мощь. Было от чего придти в возбуждение!..
