Фаня Шифман - Отцы Ели Кислый Виноград. Первый лабиринт
Наблюдая за весёлым шествием религиозной молодёжи, видя активные приготовления лулианичей к празднику гурманства, Арпадофель вдруг вспомнил об архиважной задаче, ради которой, собственно говоря, День кайфа и затевали.
Он прошил прожектором левого глаза занимающих правый склон религиозных лулианичей и внезапно гулко профанфарисцировал им вслед: «Э-эй! Хаверим!
Погодите!.. Дело есть!.. Ко всем лулианичам!.. Наша молодёжь, между прочим, хотела на Дне Кайфа, порадовать лулианичей последними новинками силонокулла.
Лулианичи же не откажутся в процессе отдыха на свежем воздухе постепенно и ненавязчиво приобщаться к струе подобающей цветовой гаммы — я о ней вам уже говорил…» — «Ну, если и вправду ненавязчиво… У нас всё-таки маленькие дети», — откликнулся кто-то из компании Бенци. — «Им тоже полезно с младых ногтей приобщаться к передовой культуре! Ведь не только в той… э-э-э… унылой, в которой вы их растите…» — тут же подал Тим голос, прозвучавший мягко и несколько приглушённо. Он только что закончил помогать Офелии советами в сборке мангала и усиленно искал в сумке спички. — «Ну конечно, мы не возражаем послушать то, что подготовили наши молодые друзья… А тем более, если в рамках культурного обмена в День Кайфа вы захотите послушать и нашу любимую музыку.
Светская молодёжь даст нам немного послушать силонокулл, а у нас — народная музыка, традиционные мелодии, на которых росли поколения и поколения. Вот и произойдёт, так сказать, культурный обмен вкусами и интересами лулианичей. Всё для всех, и пусть каждый найдёт то, что ему ближе по духу!» — весело откликнулся Бенци на новое предложение боссов.
Фанфарический глас Арпадофеля как будто захлебнулся: никакие культурные обмены, тем более с досами (ах, простите — меиричами!), совершенно не входили в их с Минеем планы. Единственное, чего Коба в эту минуту жаждал — это испепелить хитрых упрямцев, выстреливая в них уничтожающими очередями своего мигом остекленевшего косого глаза.
Совершенно неожиданно ему на помощь пришли гимназисты из Галили, та самая юная поросль силоноидов, на которую он совсем недавно взирал с покровительственной ухмылкой, на кого он ссылался в своём фанфарисцирующем спиче, не принимая, впрочем, их всерьёз.
«Ну, и что это у вас принято слушать и исполнять? Неужто же лучше шедевров силонокулла, если таковые в вашей среде известны?» — иронически усмехаясь и высокомерно оглядывая подростков, выглядывающих из-за спины Бенци, спросил высокий, с фигурой культуриста парень, чисто выбритую голову которого посередине украшал искусно начёсанный вверх пёстрый гребешок оставленных нарочито небрежно не выбритыми волос, в искусно надорванных джинсах; рубашку у него, как видно, заменяла затейливая татуировка, густо покрывавшая мощные руки, спину и живот, переходя в покрывавшие широченную грудь курчавые светло-рыжие волосы. Он поставил на землю громоздкую акустическую колонку, которую в этот момент перетаскивал из одного угла Лужайки в другой, и небрежно опёрся на неё.
«Лучше, хуже — это не вопрос для обсуждения. Слишком разные, несравнимые жанры и направления… Главное — профессионализм, талант и вкус исполнителей. Мы любим слушать традиционную, народную музыку, — пожал плечами Бенци, прямо глядя в красивые от природы, светло-карие глаза юнца, которые портило совершенно не подходящее им жёсткое презрительное выражение. — Например, современный хасидский рок… Вот, вы только что слышали — наши мальчики неплохо на гитарах играют. А если вы уважаете только профессионалов, то — пожалуйста: записи популярного дуэта «Хайханим». Есть и немного классики, в основном — современной. Мы полагали, что День Кайфа с мангалами, с запахами жареного мяса, под весёлый аккомпанемент жующих челюстей — не самый лучший фон для серьёзной классики. Поэтому в основном взяли записи современных композиций, песен нашей молодости, армейских, есть ещё отрывки из мюзиклов, поп-музыка, рок для любителей, лучшие его образцы. Это, наверно, чуть ближе к вашему силонокуллу? А из новинок — целая кассета: Гилад и Ронен исполняют композиции на флейте и шофаре, или вместо флейты…» Но ему даже не дали договорить. Со стороны юной поросли раздались смешки. Бенци покраснел и тут же замолчал. Огромные глаза его вспыхнули, но он сдержался.
«Да кому это интересно! Прошлый век, более того — средневековье! И песенки ваши, и тем более инструменты!.. Какие-то пищалки, дудки дурацкие! Ни силы, ни космической мощи, сплошные сопли!» — загомонили юнцы. Две-три девицы громко захохотали. Элитарная молодёжь воспитывалась в понятии, что права их юных свободных личностей — священны и неоспоримы. То есть им априори дано неотъемлемое право любым способом, какой они сочтут нужным, выражать старшим своё мнение. Если же это кого-то задевает и оскорбляет — тем хуже для оппонентов!..
Бенци пожал плечами: «Как хотите. Мы думали, вам будет интересно послушать и нашу любимую музыку. Сколько мне известно, ваши родители её любили в дни нашей молодости, когда нас, религиозных и светских, музыкальные пристрастия и интересы не разделяли. Мы были готовы постараться приобщиться к вашей новейшей струе…
Несмотря на то, что тут у нас маленькие дети, которым ни к чему звуки… э-э-э… космической мощи и силы… над-мелодичность и над-ритмичность. Это же избыток шумовых эффектов». Бенци печально и задумчиво гладил по голове худенькую светловолосую девочку, которая робко прильнула к нему, удивлённо и немного испуганно поглядывая по сторонам похожими на чёрные маслины глазами; это была его младшая дочь Шилат.
Прозвучал голос Пительмана, в котором смешались фанфарические и визгливые интонации, впрочем, последние явно преобладали: «Что-о?! Нам хотят навязать нечто унылое, отжившее и замшелое?!» Левый глаз стоявшего сбоку и несколько сзади Арпадофеля пронзительным, недобрым странно-слепящим прожектором молочно-белёсого оттенка забегал по лицам расположившихся тесной группой религиозных лулианичей, как бы считывая их себе на память.
«Вот уж не знал, что предложить и навязать — одно и то же!» — иронически заметил высокий седоватый мужчина средних лет в чёрной вязаной кипе, стоявший рядом с Бенци. Это был его близкий друг Гидон Левин.
Религиозные лулианичи вплотную занялись устройством своих мест для мангалов, более не обращая внимания на Кобу и гневные выплески его ярости.
* * *Продолжая злобно сверкать глазами, Коба отошёл к Мезимотесу, который тревожно поглядывал по сторонам: ему совершенно не был нужен скандал на Дне Кайфа.
Казалось, будто к Минею подкатил колобок, только что спрыгнувший из пышущей жаром печи. Тим с интересом наблюдал за ними, изредка с ироническим торжеством косясь в сторону правого склона Лужайки.
