Урсула Ле Гуин - Пересадка
Жители Гая также используют свои перья для письма. Согласно традиции, отец дарит ребенку набор своих собственных жестких перьев из пышного ожерелья вокруг шеи, когда малыш начинает учиться писать. Влюбленные обмениваются перьями, чтобы затем писать ими друг другу любовные письма — прелестный обычай, которому посвящена знаменитая сцена в пьесе Инуинуи «Недоразумение»:
О, мое перо-предатель!
Тобой он написал ей о своей любви!
Да, о своей любви — моим пером и кровью сердца моего!
Обитатели этого мира — люди уравновешенные, спокойные, с традиционными взглядами; их не особенно интересуют всякие новшества, а любопытных иностранцев они стесняются. Они сопротивляются, когда им предлагают всякие новые технологии. Даже попытки продать им шариковые ручки или самолеты или убедить их войти в чудесный мир электроники потерпели неудачу. Они продолжают писать письма перьями, считают в уме, ходят пешком или ездят в каретах; в кареты они запрягают крупных, похожих на собак, животных, которые называются угнуну. Иногда они способны выучить несколько слов иностранного языка, но только если это абсолютно необходимо, и в театре они ставят только свои классические пьесы, написанные традиционным размером. Ни малейшей склонности к использованию достижений науки и техники иных миров — надо сказать, что Гай пользуется у туристов большой популярностью, — у них, похоже, не возникает, как не возникает и зависти, алчности или комплекса неполноценности. Они всегда ведут себя одинаково, и, хотя занудами их не назовешь, на их лицах все же проскальзывает выражение скуки и этакой вежливой индифферентности, за которой вполне может скрываться и некое самодовольство, и нечто совершенно иное.
Некоторые грубияны из других миров, конечно же, именуют обитателей мира Гай, или гайров, «птичками», а то и «куриными мозгами» или вслух заявляют, что «головы у них набиты перьями». Многие туристы из развитых стран с удовольствием посещают маленькие мирные городки Гая, совершают поездки на каретах, запряженных угнуну, веселятся на скромных, но совершенно очаровательных балах (ибо гайры очень любят танцевать) и ходят в их старомодные театры, ни капельки не скрывая при этом своего презрения по отношению к «аборигенам». «Перья-то у них есть, а вот крыльев нет!» — таково обычно их мнение после визита в мир Гай.
Эти люди могут провести в Гае неделю, но так и не увидеть ни одного крылатого гайра и не догадаться, что нечто в небесах, показавшееся им птицей или реактивным самолетом, — это крылатая женщина, летевшая по своим делам.
Здешние жители не любят первыми говорить о своих крылатых людях, пока их об этом не спросишь. Нет, они ничего не будут скрывать и лгать тоже не будут, но первыми никогда и ничего не расскажут. Мне, например, пришлось довольно долго и упорно задавать им разные вопросы, чтобы впоследствии иметь возможность составить следующее описание.
Крылья у гайров никогда не появляются, пока они не достигнут совершеннолетия. Девушка лет восемнадцати или юноша лет девятнадцати не проявляют абсолютно никакой склонности к полетам, пока вдруг утром не проснутся с ощущением небольшой лихорадки и болью под лопатками.
После чего наступает тяжелый период, продолжающийся почти год и связанный с сильным физическим стрессом и острой болью. Все это время молодого гайра необходимо держать в тепле и покое, а также хорошо и вкусно кормить. Ничто не дает им большего утешения, чем еда; будущие флаеры большую часть времени испытывают чудовищный голод и мерзнут, из-за чего постоянно кутаются, заворачиваются в одеяла, ибо все их тело переживает перестройку. Кости становятся более легкими и пористыми; изменяется мускулатура всей верхней части туловища; прямо из лопаток вздымаются костистые протуберанцы, которые быстро превращаются в скелеты огромных крыльев. Последняя стадия — это отрастание маховых перьев, но она не болезненна. Основные маховые перья, как все прочие перья в крыле, весьма мощные и могут достигать метра в длину. Размах крыльев взрослого флаера более четырех метров; у женщин — на полметра меньше. Жесткие перья отрастают у флаеров также на лодыжках и на локтях, расправляясь в полете во всю длину.
Любая попытка вмешаться, предотвратить или остановить рост крыльев не только совершенно бесполезна, но даже вредна или смертельно опасна. Если крыльям не дать возможности развиться, кости и мускулы начинают искривляться, закручиваться в теле, причиняя человеку страшные непрекращающиеся страдания. Ампутация крыльев или маховых перьев на любой стадии приводит к мучительной смерти.
У некоторых наиболее консервативных групп населения Гая, сохранивших родоплеменной строй и проживающих на побережье северных морей, большую часть года покрытых льдами, а также среди скотоводов-кочевников из бесплодных степей крайнего юга, особая уязвимость крылатых людей в итоге воплотилась в некий религиозный культ, с которым связаны невероятно жестокие ритуальные действа. На севере, например, как только юноша или девушка проявляют фатальные признаки грядущей крылатости, его или ее хватают и держат взаперти под присмотром племенных старейшин. Затем люди отправляют обряд, весьма сходный с похоронным, привязывают тяжелые камни к рукам и ступням жертвы, и огромная процессия отправляется на утес, высоко нависающий над морем, и несчастного флаера сталкивают оттуда с криками: «Лети! Лети вместо нас!»
Среди степных племен крыльям позволяют сформироваться окончательно, а к юноше или девушке относятся со вниманием, даже подобострастно в течение всего года. Если, скажем, у какой-то из девушек проявились соответствующие симптомы, она сразу становится в племени чуть ли не священной, а ее горячечный бред слушают с тем же вниманием, что и предсказания шамана, который и интерпретируют ее «прорицания». Когда ее крылья полностью отрастают, их привязывают ей к спине, и все племя пешком отправляется вместе с нею на ближайшую возвышенность — на какой-нибудь утес или каменистый холм. Часто такое путешествие в абсолютно плоской безлюдной степи занимает несколько недель.
Найдя подходящую возвышенность, жрецы несколько дней исполняют ритуальные танцы и вдыхают галлюциногенный дым от курящихся костров, сложенных из веток дерева буйбуй, а потом ведут эту молодую женщину на край утеса, по-прежнему находясь под воздействием наркотика, с танцами и песнями. Здесь ей наконец отвязывают крылья, и она впервые свободно поднимает их, а затем, точно юный сокол, покидающий родное гнездо, неуверенно подходит к краю обрыва и подпрыгивает в воздух, яростно хлопая в воздухе своими огромными неопытными крыльями. Упадет ли она, или сумеет взлететь, уже неважно: все мужчины племени, возбужденно вопя, тут же начинают стрелять в нее из луков или метать в нее дротики с острыми как бритва наконечниками. И, разумеется, несчастная вскоре падает, пронзенная десятками дротиков и стрел. Женщины сползают с вершины утеса и, если в девушке осталась еще хоть капля жизни, добивают ее камнями. Затем они горой наваливают камни над мертвым телом, пока оно совершенно не скроется под этой погребальной пирамидой.
