Eldar Morgot - Дорога Смерти
— Ты прав, доблестный командир, не для этого. Хотя всегда приятно побеседовать с умным и доблестным человеком вроде тебя.
Басили умолк, и некоторое время изучал переминающегося с ноги на ногу мзумца. Покорен и ждет приказов. Подонок. А ведь заполучить его было так трудно. Невероятно трудно, почти невозможно. Но, у всех людей свои слабости. Этот рыцарь не исключение. После того, как Чита Птах, гнусно ухмыляясь, принес весть о том, что наш рыцарь неравнодушен к молодым мальчикам, дело пошло на лад. Нанять смазливого проститута было лишь вопросом времени и организации…
Басили тихо кашлянул. Посетитель дернулся, словно его огрели чем-то тяжелым. Снова нервно оглянулся по сторонам, гремя доспехами. Отче держал паузу, пригубил вино. Пусть этот пидор поволнуется слегка. Богомерзкий мужеложец. Ничего, после того, как его услуги станут не нужны, Карлей Смерть с удовольствием потолкует с ним в укромном местечке. Всему свое время…
— Прости, храбрый рыцарь, немного задумался. Дел невпроворот… Хочешь вина, печенья?
Рыцарь облегченно кивнул и наконец уселся на давно предложенный стул. Ножны с мечом он положил на колени. Басили приподнял бровь. Вот глупец. Чита бдит. А от Птаха еще никому не удавалось уйти живым.
— Когда? — вдруг спросил рыцарь глухим голосом.
— Через три ночи, — Басили кивнул словно из-под земли появившемуся Птаху, который молча поставил на стол новый кувшин вина, чашу и блюдо с печеньем. Чита глумливо взглянул на рыцаря и также бесшумно вышел. — Ты получишь знак.
— Десант?
— Должен быть, но я не могу ручаться. Ведь мы с тобой по эту сторону Хумсты, не так ли?
— После того, как все закончится, что делать мне?
— Ждать указаний.
— Указаний? — визгливо спросил рыцарь. — Меня могут вздернуть на первом же дереве, и ты это прекрасно знаешь!
— Могут, — кивнул Басили, — как и меня. Как Читу или Карлея. Как других наших людей. Но ты знаешь, что Божьих Воинов много, всех не перевешаешь. Те, кто затеял эту дурацкую войну, ответят за все.
— А ты, отче, — усмехнулся офицер, — значит, голубь мира.
"Это ты у нас голубь, трахатель смазливых парнишек. Или наоборот, тебя дрючат в зад?"
— Достойный офицер все понял?
Дождавшись ответного кивка, Басили некоторое время смотрел, как рыцарь пьет вино. Ага, дрожит рука-то. Нужно будет сказать Чите, чтобы выбросил всю посуду, к которой прикасался этот мерзавец. Стул пусть сожжет. Пол зальет чачем, чтобы даже духа мужеложца не осталось!
Когда рыцарь ушел, отец Басили щелкнул пальцами.
— Чита, сын мой, — обратился от к вертлявому Следящему, — позови Карлея. У нас много дел… Почему ты ухмыляешься?
— Прошу прощения, святой отец, — Птах насмешливо скривил губы, — просто хочется знать, когда можно будет отрезать яйца парочке королевских холуев.
Глава Божьих Воинов налил себе вина. Глотнул. Ах, Ормаз великий, сказка, а не напиток!
— Скоро, друг Чита, очень скоро… У нас еще есть такое вино?
— Королева… — Зезва Ныряльщик поднял на Гулверда карие глаза. — Что ты хочешь этим сказать?
— Что хочу сказать? — сверкнул глазами инок. — Королева, которая не вполне человек и… Спокойно!
Кровь бросилась Зезве в лицо. Он вскочил и… медленно сел на скамью. Усилием воли подавил дрожь в руках.
— Неужели, — с горечью сказал монах, — ты еще не свыкся с мыслью, что на троне Мзума сидит существо, по крайней мере наполовину являющееся страховидлом?
Ныряльщик молча смотрел в открытую книгу, ничего при этом не видя.
— Вот что я тебе скажу, — Гулверд наклонился над столом. — Кем бы она ни была, пока я жив, я буду защищать королеву Ламиру. Мне плевать, есть у нее хвост или нет. Те, кто хочет свергнуть ее, люди. Но только внешне.
— Красивые слова, — выдавил из себя Зезва.
— Я всегда красиво говорю, — кивнул монах.
— И ты, — Ныряльщик криво усмехнулся, — говоришь про людей?
Гулверд несколько мгновений молча изучал хмурое лицо рыцаря, затем медленно проговорил:
— Каджи.
— Каджи, — словно выплюнул в ответ Зезва.
— Каков их интерес?
— Интерес? Интерес, курвова могила? Если бы знал! Скажи, как ты очутился в Цуме?
— Спроси лучше, что случилось со мной ночью, когда я добрался, наконец, до этого славного города.
Тихий смех Гулверда заставил Ныряльщика вздрогнуть. Шутник, курвова могила. Впрочем, мысли о шутках быстро оставили Зезву, когда инок начал рассказ. Несколько раз помрачневший донельзя Ныряльщик перебивал рассказчика, и Гулверд терпеливо пояснял.
— Шипение было вот такое?
Монах вздрогнул и схватился за нож. Зезва покачал головой. Курвин корень!
— Ты отлично воспроизводишь этот звук, — прошептал, наконец, Гулверд. — Кто это был? Ночники?
Зезва покачал головой.
— Тогда кто? — допытывался монах.
— Странно, что ты жив, — обнадежил его Зезва, поднимая глаза.
— Ормаз великий! — в свою очередь, прошипел Гулверд. — Из тебя и клещами ничего не вытянешь!
— Где ты видел растерзанных ночников?
— Возле заброшенного входа в катакомбы.
— Когда идешь в сторону моря?
— Нет.
— Нет?
— У разрушенного склепа с каменными дэвами, за виноградником.
— У самого пляжа! — потрясенно прошептал Зезва. — Но разве там есть подземные ходы? Как же так…
— Что ты там бормочешь? — Гулверд кусал губы.
— Какого рода были ранения?
— Чьи? Ночников?
— Да!
— Разорваны на куски. У одного вырван с мясом позвоночник, словно его выпотрошили на живодерне.
— Ты так хорошо видишь в темноте?
— У меня нашлись в карманах огниво и кусок тряпки… — Гулверд потер свой острый подбородок. — Так кто это мог быть?
Зезва долго молчал. Перевернул страницу. Затем другую. Бумага шелестела с тихим скрипом.
— Ночники или ночницы? Они охотятся отдельно друг от друга.
— Ночницы.
— Заметил ли ты какие-нибудь следы?
— Нет. Я бежал оттуда, так быстро, как только мог.
— В сторону от катакомб возле склепа с дэвами?
— Конечно! Дейла святая, да я ковылял, словно мои раны волшебным образом исцелились! Страх, — усмехнулся Гулверд, — великая вещь.
Зезва кивнул и снова погрузился в задумчивость. Через некоторое время окончательно потерявший терпение монах хотел спросить, когда же мзумец соблаговолит дать хоть какие-нибудь объяснения, Ныряльщик, наконец, заговорил:
— Ты остался жив. Не тронули, понимаешь? После того, как целую свору ночниц разорвали на куски. — Кто разорвал? — не выдержал Гулверд.
Ныряльщик закрыл книгу. Его пальцы дрожали.
