Ольга Мяхар - Быть бардом непросто
— Беги, идиот!
Я прихожу в себя и, едва не навернувшись, рву вслед за светлым.
Интересно… эта ночь когда-нибудь закончится?
Сидим у нас дома. Рей впервые — сама — отпустила мою руку и теперь возится с вытирающим слезы и сопли Жаном. Аид меланхолически заваривает чай в котелке, помешивая его по часовой стрелке со строго заданными интервалами.
— Так! Тихо! — Все смотрят на меня. — А теперь по порядку: что это конкретно было? И почему ты сидишь тут? Тебе что? Пойти больше некуда?
— Ну… я… я…
— Я понял. Ты девка, которая стала стражницей. Я, правда, несколько удивлен, что в стражу принимают женщин.
— Не принимают.
— Как это?
— Не… не принимают.
Аид передает гостье кружку с напитком, девчонка благодарно ему улыбается и наконец прекращает всхлипывать.
— Только прошу! Не рассказывайте никому. Если меня поймают до совершения подвига… мне конец. И мы с Максом… Его отец не допустит нашего брака!
Беру у светлого кружку, отпиваю, медленно прихожу в себя. Так. Спокойно! Надо просто во всем разобраться. В меня уже не палят из арбалета. Удивляться происходящему я устал. Сейчас я дома, мне тепло и сравнительно уютно, так что можно послушать ее историю, а после выгнать на улицу и со спокойной душой пойти спать. В конце концов, кто знает, возможно, из ее рассказа удастся состряпать неплохую балладу, которая прославит меня в веках. А что? Романтика в своем роде.
— Давай по порядку. Как тебя зовут?
— Генриетта. Но я уже привыкла к имени Жан.
— Зачем ты пошла в стражу?
— Отец Макса… запрещает нам пожениться.
— Почему?
— Макс из приличной семьи, они богаты, их род происходит от первых купцов этого города, его отец мечтает о титуле, он уже Максу невесту из знати присмотрел. Обедневшей, конечно.
— Угу. И Макс… не сопротивлялся, когда его заперли в комнате?
— Ты же видел его отца. Он психопат. Чуть что — берет арбалет и стреляет на поражение!
— Н-да. Видел. И моя трепетная душа до сих пор в шоке.
— А у темных эльфов есть душа?
Мрачно смотрю на Генриетту. Аид подливает мне чая.
— Так, еще раз — зачем ты пошла в стражу?
— Если я совершу подвиг, то меня произведут в капралы и оставят в страже! Даже если обнаружат, что я — девушка. А городская стража всегда горой за своих, и отец Макса просто не сможет больше стоять между нами. А то я ему такую ревизию буду каждый месяц устраивать, что он вмиг нищим сделается и на паперть пойдет.
Кошусь на Рей, которая уже положила голову на колени этой гарпии и довольно сопит. На лице Жана-Генриетты счастливая улыбка, взгляд — мечтательный. А девочка-то, смотрю, не промах.
— И что за подвиг ты решила совершить?
— Пока не знаю. Надеюсь, что-нибудь подвернется… К примеру, можно попытаться убить насильника… или маньяка, который будет терроризировать город по ночам.
Хмыкаю и отпиваю чай из кружки. Девушка внезапно грустнеет и опускает голову.
— Макс через три дня уедет. Отец отправляет его с караваном из города, чтобы навсегда нас разлучить. Макс успел сказать мне это перед тем, как нас грубо прервали.
— То есть у тебя осталось всего три дня.
— Как вы считаете… есть шанс, что город попытаются разрушить или маньяк объявится?
Задумчиво смотрю в ее полные надежды глаза. Как-то не хочется вот так сразу разбивать мечты юной барышни.
— Вряд ли.
Разбил.
— Я так и знала… Ладно. Простите, что побеспокоила.
Киваю и тоже встаю. (Если дама встала, а ты еще сидишь — у нее больше шансов тебя прирезать, заколоть или ударить тупым предметом.)
И тут в дверь стучат. Причем так, что ее сносит с петель. В проеме появляется окровавленный, шатающийся, мокрый Макс, держащий в руках арбалет отца.
— Генри! — выдыхает он и падает в комнату.
Крайне мрачно на него смотрим. Все, кроме Жана, тьфу, Генриетты, запутался я что-то в ее именах или имени — не знаю, как правильно. В ее глазах — ужас, надежда и желание отомстить всем и сразу. Надеюсь, они уйдут минут через пять.
ГЛАВА 9
Ага. Ушли. Как же!
Макса надо переодеть. Макса надо уложить. Макса необходимо перевязать, разодрав при этом на бинты мою единственную шелковую рубашку. И просто необходимо положить на кровать Рей.
Я зол. Я страшно зол. Все крутятся вокруг этого обалдуя, который только и знает, что сидеть в светлице и ждать принцессу на белом коне. Вот мы, темные эльфы, лучше сдохнем в одиночестве, чем придем умирать на порог чужого дома. Это наше кредо — одиночка с душой убийцы. Прекрасные и независимые… гордые и загадочные… Ладно. Я заканчиваю. Иду приводить «прынцессу» в чувство, пока уровень моего возмущения не достиг точки «зарежу и выкину».
Всего два удара помогают привести Макса в себя! Причем я даже бью его несерьезно. Так, пара пощечин — всего-то делов. Правда, от первой он влетает головой в стену, а от второй пытается закрыться рукой.
— Ну здравствуй. Я — бард.
Глаза Макса становятся большими и недоверчивыми. Генриетта, сидящая рядом и сжимающая руку любимого, кивает, пронизывает меня бешеным взглядом. Явно хочет отомстить за пощечины.
— Чего тебе здесь надо?
— Я… я шел за вами…
— Дай угадаю: но долго не решался войти.
— Ну… да. Я же… я в таком виде. Не хотел, чтобы принцесса меня увидела.
— Кто? — Впрочем, мог бы и не спрашивать. Он смотрит на Генриетту таким взглядом, что все понятно без слов. — Так. А почему ты в крови?
— Я понял, что отец хочет убить Генри, и легонько его пнул… а он почему-то вылетел из окна и упал на мостовую.
— Макс… как ты мог! — В глазах Генриетты слезы. — Он же твой папа.
— Ну… он был жив, когда я спустился, и даже пытался остановить меня. Но я все-таки вырвался и пришел за тобой.
— Ты — чудо! — улыбается девушка.
— Ты — в сто раз чудеснее! — краснеет Макс.
— А ты — в тысячу!
— А ты…
— А я настаиваю, чтобы вы ушли из этого дома или заткнулись, наконец!
Ура. Меня слышат. Народ изучает мою перекошенную физиономию. Пытаюсь взять себя в руки и вернуться к теме беседы.
— Так. Ладно. Во всем этом я вижу только одно рациональное зерно.
— Какое? — Аид — само внимание. Он снова подливает мне чая.
Сколько я его уже выпил-то? А, неважно. Главное — не отвлекаться.
— Значит, так, из всего вышесказанного я понял следующее: если девчонка совершит подвиг (ясно дело, что не без моей помощи!), то станет первой женщиной-стражницей. Так?
— Ну да, — кивают они.
— И у тебя есть на это ровно три дня. Так? — Опять кивок. — Отлично. Тогда предлагаю заключить со мной контракт. Я предоставляю тебе возможность совершить героический поступок и сочиняю балладу о великой любви и подвиге, а ты рекламируешь меня среди стражи как отличного певца и непревзойденного мастера рифмы. Идет?
