Терри Пратчетт - Народ, или Когда-то мы были дельфинами.
— Ага, замолчала, — сказал жрец. — Женщины говорят, ты хорошая девочка и приносишь пользу, но брючники отличаются от охотников за черепами только тем, что охотники за черепами рано или поздно убираются восвояси!
— Разве можно так говорить! — горячо возразила Дафна. — Мы не едим людей!
— Есть разные способы пожирать людей, и ты достаточно умна, да, достаточно умна, чтобы это понимать. Иногда люди даже не осознают, что их съели, пока не услышат сытую отрыжку!
— Идите скорей! — крикнул Мау, чей зеленый фонарь слабо светился вдалеке.
Дафна побежала, чтобы Атаба не видел ее лица. Да, ее отец — хороший человек, но нельзя отрицать, что нынешний век — век имперских игр. Никто не потерпит, чтобы маленький островок принадлежал самому себе. Что сделает Мау, если кто-нибудь воткнет флаг на его пляже?
А вот и он. Лицо у него было зеленое, и он указывал на строй Дедушек.
Подойдя поближе, Дафна увидела белый камень, стоящий у стены коридора. На камне сидел Дедушка. Он сидел как вождь, но в той же позе, что и прочие обитатели пещеры, — обхватив руками колени. И смотрел он в другую сторону, прочь от устья пещеры, в неведомое.
Перед ним продолжался строй мертвых воинов, обращенных лицом в сторону… чего? Дневной свет теперь был у них за спиной.
Мау, блестя глазами, ждал, пока приковыляет Атаба.
— Атаба, ты знаешь, почему они смотрят не в ту сторону? — спросил он.
— Они как будто охраняют нас от чего-то, — ответил жрец.
— Здесь? От чего? Здесь ничего нет, кроме темноты.
— А может, есть и еще кое-что, о чем лучше всего забыть? Думаешь, волна никогда не приходила раньше? А в последний раз она пришла и не ушла. Вода так и не схлынула. Это был конец света.
— Это всего лишь сказка. Я помню, мать мне ее рассказывала, — ответил Мау. — Ее все знают: «Давным-давно, когда все было по-другому и луна тоже была Другая…» Люди испортились, и потому Имо наслал на них огромную волну.
— Там был ковчег? Ну… какая-то большая лодка? — спросила Дафна. — Я хочу сказать, как люди выжили?
— Кто-то был в море, а кто-то на высоких местах, — сказал Мау. — Так говорится в этой сказке, правда, Атаба?
— Что они сделали плохого? — спросила Дафна.
Атаба прокашлялся.
— В истории говорится, что они хотели стать богами, — сказал он.
Верно, — ответил Мау. — А ты можешь мне сказать, что мы сделали такого плохого в этот раз?
Атаба заколебался.
Мау колебаться не стал. Он заговорил быстро и резко, словно пружина разворачивалась:
— Я говорю про своего отца, свою мать, про весь свой народ! Они все погибли! Моей сестре было семь лет! Назови мне причину. Должна быть какая-то причина! Почему боги позволили им умереть? Я нашел в ветвях дерева труп младенца. Чем он оскорбил богов?
— Мы ничтожны. Нам не суждено постичь природу богов, — сказал Атаба.
— Нет! Ты этому сам не веришь, я слышу по голосу! Мне не суждено постичь природу птицы, но я могу наблюдать за ней, слушать, как она поет, и так узнать о ней больше. Разве нельзя то же сделать с богами? Где правила? Какое зло мы совершили? Скажи мне!
— Я не знаю! Ты думаешь, я их не спрашивал? — Слезы покатились по щекам Атабы. — Думаешь, у меня не было семьи? Я не видел свою дочь и ее детейс того дня, как пришла волна. Ты слышал, что я сказал? Не все вертится вокруг тебя! Я завидую твоей ярости, демонский мальчишка. Она заполняет тебя! Она питает тебя, дает тебе силу. Но мы, все остальные, слушаем, желаем определенности, а находим пустоту. Но в душе мы знаем, что должно быть… что-то, какой-то ответ, какая-то закономерность, порядок, и потому взываем к молчаливым богам — они лучше, чем тьма. Вот и все, мальчишка. У меня нет для тебя ответов.
— Тогда я пойду искать их в темноте, — сказал Мау, поднимая фонарь. — Пойдем дальше с нами, — добавил он уже спокойнее.
В свете фонаря заблестели дорожки слез на щеках жреца.
— Нет, — хрипло ответил он.
— Тогда нам придется оставить тебя здесь, — сказал Мау. — Среди мертвецов. А я думаю, тебе тут не место. Или иди с нами. Тогда на твоей стороне будут хотя бы призрак и демон. Кроме того, нам может понадобиться твоя мудрость.
К удивлению Дафны, старик улыбнулся.
— Думаешь, она у меня еще осталась?
— Не сомневаюсь. Так идем? Вряд ли там окажется что-то еще хуже меня.
— У меня вопрос, — быстро вставила Дафна. — Скажите, пожалуйста, как часто сюда помещают нового Дедушку?
— Раз или два за полвека, — ответил Атаба.
— Вы уверены? Здесь их тысячи.
— Эта пещера существует испокон веков, и мы тоже, — ответил Мау.
— Хотя бы на этом мы сошлись, — решительно произнес Атаба.
— Но это же очень давно!
— Потому здесь так много Дедушек! — ответил Мау. — Это же очевидно.
— Да, — сказала Дафна. — Действительно, все очень просто, если так посмотреть.
Они тронулись в путь, и она спросила:
— Что это за звук?
Они остановились, и на этот раз все трое услышали за спиной слабое потрескивание и шорох.
— Это мертвые восстают? — спросил Атаба.
— Вы знаете, я надеялась, что такая возможность никому в голову не придет, — ответила Дафна.
Мау прошел несколько шагов назад по пещере, которую наполнял тихий треск. «Мертвые не могут ходить, — подумал он. — Это один из признаков, по которому определяют, что человек умер. Поэтому я забрался сюда, так далеко от синего неба, и мне нужно выяснить: а что же они могут делать? Так в чем же причина? И где я раньше слышал этот звук?»
Он прошел чуть дальше по туннелю, туда, где звука уже не было, и подождал. Немного спустя опять послышался треск, и Мау вспомнился солнечный свет в жаркие дни. Там, где он оставил своих спутников, тоже трещало.
— Пойдемте дальше, — сказал он, — и оно само перестанет, главное — не останавливаться.
— Они не проснутся? — спросил Атаба.
— Это веревки из бумажной лианы, которыми связаны Дедушки, — объяснил Мау. — Даже если бумажная лиана сухая, как кость, нагреваясь, она трещит и лопается. Это начинается от тепла наших фонарей и тел, если мы слишком долго стоим на одном месте. Вот и все.
— Меня это, во всяком случае, напугало, — сказала Дафна. — Ты молодец. Дедукция на основе наблюдений и экспериментов.
Мау пропустил эти слова мимо ушей, поскольку понятия не имел, что они означают. Но ему было приятно. Дедушки не проснулись. Шум, который он слышал мальчиком, производили бумажные лианы, когда нагревались или охлаждались. Это было правдой, и он мог это доказать. И совсем нетрудно догадаться. «Так почему я едва сдерживаюсь, чтобы не обмочиться от страха? Потому что треск бумажной лианы — это совсем не интересно, в отличие от ходящих скелетов. Почему-то скелеты придают больше важности нам самим. Даже наши страхи придают нам какую-то важность, потому что мы боимся оказаться незначительными».
