Степан Мазур - Клятва рода
— Но как же мне за ней угнаться? Как повстречать до момента перехода за ту или иную черту?
— Именно поэтому странник-истина снова в пути. Но не жди, пока она заглянет в твой дом, — иди навстречу.
* * *Скорпион.
Стертая грань между сном и реальностью.
Сергей снова открыл глаза и пообещал себе в течение ближайших суток их больше не закрывать. Переизбыток зрячего сна едва не снес понятия реальности. Отравленный ядом мозг теперь был отравлен и ядом сомнения. Уверенность в любой незыблемой истине пропала. Для человека это словно потеря самого себя. Ведь надо ориентироваться в окружающем мире. Но как ориентироваться, если ориентиры так же прозрачны и непостоянны, как ветер?
Тело было слабым и беспомощным, как у новорожденного. Скорпион и ощущал себя новорожденным. Прежние приоритеты стерлись, как и прежняя личность. Теперь он был чистым листком, а доставать новую ручку или карандаш совсем не хотелось. К чему марать бумагу домыслами, если в тайнике подсознания дверка и в руках ключик. А за дверкой маленькое могучее знание, которое снова затрет любой лист до первичной белизны.
И ключ нельзя выкинуть. Он всегда в руке. Единственной альтернативой открытия двери является ее лицезрение и долгие раздумья: что же за ней? Только так можно ориентироваться в мире. Но непостоянно. Когда-нибудь все-таки придется воспользоваться ключом. И выкинет за пределы четырехмерности раньше, чем осознаешь — закончил ли свою работу в чистилище и изменилось ли оно хоть на миг? А если изменилось, то в какую сторону? И кто судья? Оценивать с позиции человеческого восприятия или уровня бога? Вопросами завалит — будь здоров. А может, будет снова чистый лист и важны лишь действия?
А перед глазами был потолок. Красивый. И люстра. Большая, со множеством лампочек. Анализ обстановки верхней части комнаты должен был что-то прояснить. Но ничего не прояснял. Оставалось только улыбаться. Или лить слезы. Хоть как-то проявлять атрофированные эмоции. Но вместо этого перед глазами был все тот же красивый потолок и большая люстра. Эмоции отсутствовали, вдоволь компенсируясь вопросами.
Дверь распахнулась пинком. Блондин почти влетел с полным подносом еды. Был он в наушниках и орал в унисон помеси металла и фольклора во всю мощь легких песню:
Голос богов над поляной
Вслед напевам несется!
Шепот листвы догоняет
мелодию ветра!
В поле плечом мы к плечу,
И пусть глас разобьется:
Мы дети вольного неба,
Песни свирели!
Сема, не замечая пробуждения брата, поставил поднос на столик и прошел к окну. Распахивая шелковые шторы во всю ширь, закричал припев:
Скажи мне, побратим,
Устанет ворон виться?
Скажи, соратник, мне
Доколь еще стоять?
Неужто мы с тобой
За правду будем биться,
Когда за правду запросто
и жизнь отдать?
Пока до Сергея доносились гитарные ритмы, барабаны и пересвисты свирели, Сема изображал жгучую смесь гитариста и вокалиста.
Синяя мгла за плечами,
И бездна пред нами!
В поле плечом мы к плечу
От зари до зари!
Но звуки солнца и ветра
Еще не истлели.
Жив дух Природы,
Живы и мы!
Скажи, соратник, мне,
Орел прогнал ночного?
Скажи мне, побратим,
Деревья не бегут?
И вправду с Пустотою
Будем биться?
И жизнь положим?
Других в Ирий не берут?
Сема наконец повернулся к Сергею и застыл. Губы по инерции прошептали второй припев и уронили беспроводные наушники:
Мы будем биться,
Пока стяги гордо реют!
Мы выстоим назло судьбе,
И пусть падут враги!
Одни лишь те,
Кто сердцем не ржавеет,
Дорогу к свету
В сумерках найдут.
— Хм, неплохая песня, — обронил Скорпион. — Где взял?
— Братан!!! — Сема разогнался для прыжка на кровать, но в последний момент сдержал себя. Прыгать на брата, который потерял больше трети веса и почти все силы, было неразумно. — В России взял, где еще?
— А мы сейчас где?
— У Смуты. Не в Смутное время, но у Отшельника мы порядком загостились. Я просто пару раз ездил к нам в город, пока ты без сознанки валялся. Не то чтобы я тебя бросил, с тобой мать сидела. Одна сидела, вторая седела, вот я и поехал успокоить. Пока весь твой клан успокоил, пока командировку с казнью больницы прошел…
— Казнью?
— Пусть этот грех на моей душе, но я не мог оставить в живых тех, кто занимался трансплантацией детских органов за бугор. Детей разбирали на запчасти. Наших детей. Почки, легкие, печень, сердце… взмах скальпелем — и у нас убыло, у них прибыло. Так что пока наши с тобой командировки временно прервались, я нашел пару других…
— Пару?
— Да ну тебя, вдруг снова отрубишься? — обронил Сема так, что Сергей ясно понял: разговор на эту тему закончен. Антисистема работает и автономно.
— Что мы делаем во дворце Смуты?
— Я схожу с ума от восточной мудрости, ты спишь, поочередно принимая гостей — всю ближайшую родню. По роду. Другая часть клана нервничает. Я едва убедил их, что следующий Новый год ты обязательно проведешь там, где надо.
— М-да, я и день рождения твой пропустил?
— Да ты много чего пропустил. Даня только из-за тебя свадьбу откладывает. Остальные в свидетели рожей не вышли.
— Так какое сегодня число?
— Зима.
— В Эстонии тоже была зима.
— Сейчас та зима, когда елки покупают. Когда мужики набираются храбрости и ради любимых дам…
— О боги, уже март? Тогда какая тебе зима?
— Я ж тебя подготавливаю. Подумаешь еще, выйдя за пределы дворца в пустыню, что наступил конец света. Я ж тебя не откачаю.
— Дворца?
— Смута не из тех суфиев, что живут, отрицая излишества…
— Так, все, дай подняться.
— Куда тебе подняться? Ты несколько месяцев под капельницей лежал да через трубочку питался, а тут проснулся — и марафон? Лежи, пока кто из старших по разуму не позволит хотя бы моргать.
— Иди ты!
— Только что с самолета!
Сергей приподнял с подушки голову, и она рухнула обратно, больше подчиняясь гравитации, чем атрофированным мышцам шеи. Вдобавок мир стал кружиться, и больше желания двигаться не возникало. Слабость накатила такая, словно обежал вокруг пояса Земли и сдвинул весь Гималайский хребет.
— Вот я и говорю, — продолжил Сема, подтащив поднос. — Кушай кашку, малыш, сил набирайся. А там, глядишь, и снова на березу за бананами полезешь. Открой рот, — Сема набрал полную ложку овсянки и поднес к губам.
