Карина Демина - Наша светлость
Это Кайя понимает. И выходит, что единственный шанс — принять помощь Мюррея. Дядя прав: присутствие Оракула гарантирует, что вмешательство не будет избыточным. Значит, осталось дожить до весны… не так уж и долго, если подумать. Протянул же он как-то двенадцать лет. И пару месяцев продержится.
Если только…
— Нет. — Магнус умел ловить опасные мысли. — Сам даже не пробуй. Хуже нет, чем воевать с собой.
— Но теоретически?
— Теоретически… да, теоретически ты способен вырваться.
…Кайя ведь пробовал. Он уже конфликтовал с блоком, и тот пострадал в результате этого конфликта, но остался жив. Возможно, если усилить воздействие, то…
Воспоминания о смерти были свежи. А дядя продолжил:
— Вырвешься. Если разрушишь себя до основания. Рискнешь не только памятью, но и личностью. И шансом на возвращение. Фактически тебе придется убить себя. И воскреснуть, если сумеешь. Это нехороший план, мальчик мой. Забудь о нем.
Кайя постарается.
Он уже забыл. Почти. Железная громадина застыла, обессилев. Но Кайя все равно слышал ее четко, четче, чем раньше. Если закрыть глаза, то, пожалуй, он способен мысленно прикоснуться к холодной броне, ощутить ее неровность, трещины на краске, острые края ран и ржавчину на них.
Земля проникла под днище танка, сливаясь с железом, вытягиваясь в жгут нерва, который уходил в глубь… чего?
Разума? Или еще ниже? До глубинных слоев коры, до самых инстинктов?
Отец хорошо поработал. Тщательно.
Он действительно не верил, что Кайя справится сам. А Совету, выходит, верил?
Кормаку?
Насколько лорд-канцлер в курсе ситуации? Но насколько бы ни был, он опасен. И самое время рассказать об опасности. Дядя найдет способ решить проблему.
Радикально.
И данное решение оправданно, но… Кайя не в состоянии его озвучить. Он пытается, скорее ради того, чтобы понять, насколько беспомощен. Нет боли. Нет изменения физиологических ритмов. И если дядя до сих пор увлечен разглядыванием тонкой полоски стали, то нет и внешних проявлений этого ментального паралича.
Проблема в том, что санкционировать убийство незаконно?
Или в том, что Кормак защищен?
…Кайя, что происходит?!
…все в порядке, сердце мое.
Почти.
Надо оставить эту мысль. Выдохнуть и вернуться к беседе. Забыть про Кормака. На время. И желательно убрать его… не физически, раз уж подобный вариант невозможен по какой бы то ни было причине. Повод… Кормак тоже не всевластен, иначе не допустил бы свадьбы. Правила этой игры установлены давно. И Кайя остается лишь принять их.
Пока.
Осенью быстро темнеет. И в покоях нашей светлости зажигают свечи. Они пахнут медом и дают неровное зыбкое освещение. Сегодня мне мало света, и я сама украшаю восковыми колоннами рога канделябров.
Мне холодно.
И знаю, что холод этот рожден страхом за Кайя. Сейчас он нервничает куда больше, чем утром. Пытается мне что-то рассказать, но не может. И теряет связь совсем.
Злится.
Расхаживает по комнате, потом успокаивается сразу и вдруг.
— Ложись, — я опускаюсь на пол у камина, — просто ложись. Тебе надо отдохнуть. Когда ты в последний раз отдыхал?
— Вчера.
Кайя подчиняется. Он вытягивается рядом с каминной решеткой и кладет голову мне на колени.
— Закрой глаза.
Пламя пробирается сквозь железные прутья, рассыпает дорожки рыжих искр и вылепляет призрачные фигуры. Огненный рыцарь наблюдает за нами.
Я перебираю жесткие рыжие пряди, изредка касаясь шрамов. И Кайя успокаивается. Я слышу это — стальные тиски где-то внутри него ослабляют хватку, позволяя дышать, думать и слышать.
…ты снова есть.
…конечно. И есть. И буду. И вообще тебе от меня не избавиться.
Дергаю его за волосы.
…за что?
Притворное возмущение. И я поддерживаю игру:
…каждая уважающая себя женщина должна проесть мужу плешь.
Кайя фыркает и признается:
…Иза, я боюсь. Теоретически возможна ситуация, когда я не смогу тебя защитить…
…и ты ничего не добьешься, если и дальше будешь думать об этом.
…знаю. Завтра я поговорю с Сержантом. Если однажды он скажет тебе, что нужно уходить, обещай, что подчинишься.
…ему тоже доверяешь?
…да. Урфина и дядю попытаются убрать первым ударом. Сержанта пока не принимают как серьезного игрока. Он держится в тени. Считают наемником. Максимум — попробуют перекупить или взять на испуг…
Не представляю, чем можно испугать Сержанта. Не родилась еще та бабайка…
…он спрячет тебя до весны. Как только блок будет снят, я избавлюсь от Совета. Здесь давно пора навести порядок. И в городе тоже… он умер, когда мне было семнадцать. Я сперва не мог поверить, что его и вправду больше нет. А когда поверил, то расплакался.
Не представляю Кайя плачущим и не желаю представлять.
Я глажу лицо, и мурана играет в прятки, то отползая к вискам — кожа Кайя белая, как у всех рыжих, прозрачная, — то заливая щеки чернотой.
…понял, что все закончилось. Похороны — в тумане. Мой выход к людям — помню, что боялся жутко корону уронить. Она была такой тяжелой… я что-то говорил. Обещал. Потом — Совет. И проблемы… столько проблем.
И все свалились на мальчишку, которому бы отойти от всего, что с ним было.
…граница бунтует. Дороги под разбойниками. Они не то что караваны вырезали — на деревни нападали. Побережье горит. Пираты захватили Шепилл, это третий по величине город, и объявили независимость. Зерна не хватает, потому что сеять некому. Зато хватает беглецов, которые уже и не знают, куда им бежать, — всюду одно и то же. Голод. Война. А за пределами протектората их не ждут. Убьют. Или сделают рабами… Я не знал, за что мне взяться.
…а твои лорды? Разве они не должны были как-то… что-то делать?
…лорды требовали наведения порядка. Желательно на их землях. Они принесли вассальную присягу и желали, чтобы я исполнил взятые на себя обязательства. В лучшем случае давали войска. С войсками тоже сложно. Мне не верили. А я умел драться, но не командовать.
Я слышу его грусть и свободной рукой дотягиваюсь до его ладони.
…первые два года я воевал. Метался с одного угла протектората в другой. Только-только порядок наведешь, а оно опять все разваливается. Я пытался быть всюду, а не выходило.
Разноцветные картинки чужих воспоминаний.
Дохлая лошадь, которую рубят на куски, потому что мясо не должно пропасть. Дым над остатками домов. Мертвецы. И оглушающий лязг. Металл уродует металл, а людям остается терпеть.
