Андрей Лазарчук - Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга I
– Валя… Чижик… – Саня поднялась с кровати. – Мы с тобой… подожди… учились…
– И?! – вопросительно-торжествующе пригласила к воспоминаниям Валя. – Что ещё?
– Жили вместе… – Саня не то догадалась, не то и на самом деле вспомнила.
– Точно! А мне говорят – память, мол, потеряла! Имя, говорит, долго не могла вспомнить – а помнит только, что общага сгорела. А вы тогда как пропали – теперь только про то и разговоры. Ну, мне Марь Семённа и говорит: махни, посмотри, что за Алексеева Александра такая… Так ты что, не помнишь совсем-совсем ничего? И меня, значит…
– Почти ничего. Всё… как будто не в фокусе… или как будто в книжке страницы выдернуты…
Саня взглянула вниз, будто там могла быть какая-то иллюстрация состояния её памяти, и вдруг увидела, что гостья её каким-то чудом балансирует на самом краю перекладины. Одна нога уже соскользнула, вторая – готова была соскользнуть…
– Осторожно, – сказала Саня тихо, чтобы не напугать. – Дай руку. Теперь встань сюда. Сюда-сюда… Вот. Ну, всё.
Чижик вдруг руку отдёрнула.
– Ты что?
Саня пожала плечами:
– Плохое место.
Она вдруг поняла, что на них смотрят. Лежащие женщины приподнялись и смотрели очень настороженно.
– Слушай, – сказала одна, – а ты почём знаешь?
– Что?
– Ну… что плохое.
– Вижу… чувствую… А оно действительно?..
– Там третьего дня Дарья Теплакова померла. На поправку уже шла, а тут – хлоп на пол, и всё, не дышит… А ты к нам только вчера попала, знать не можешь…
– Да я и правда не знала. Валя, а…
– Пойдём в коридор, – Чижик как-то подобралась и напряглась.
Это было разумно. Но всё же и в коридоре Саня дважды обводила Валю вокруг незримо зияющих дыр.
– Понимаешь, я вроде бы в уме. Но вычеркнуты все имена и почти все события, которые со мной происходили. Вот тебя в лицо узнала… и вообще – просачивается что-то… Но всё равно это – ничего. Вот помню: ездили в деревню… в какую, зачем?.. потом возвращались поездом, потом на машине… пожар не помню, но откуда-то знаю, что всё, что у меня было, сгорело. Потом… какой-то ужас, помню чувство ужаса, но не знаю, из-за чего. И всё: очнулась на скамейке в сквере, вся грязная, оборванная… и узнала, что прошло два с лишним месяца. И что теперь делать? Даже из больницы выпишут – куда пойти?
– Ой, за это не переживай, мы тебя устроим! И в училище восстановят – ну, на второй год оставят, подумаешь, компот. Паспорт мы твой вытащили, успели, и вещи какие-то… ну, это у Сороки, она всё в гнездо, всё в гнездо. Слушай, а с кем ты ездила – не помнишь?
– Нет. Помню, что кто-то был…
– С братом ты ездила, он у нас военруком работал. Алексеем его звали. Ты, может, поэтому так и назвалась, а?
– Не знаю. Я вдруг чего-то испугалась… надо было сказать имя, и я сказала – первое попавшееся. Постой, Валя. А кто тебе позвонил?
– Не мне. Мне куда звонить, без пейджера прозябаю… мы же сейчас, кто бесхозные, в классах и спим, и занимаемся… А в училище позвонил врач из травмпункта, сказал, что вот, мол, вроде бы ваша погорелица… в больницу отправили. Сразу про вас с Алексеем и вспомнили. Шуму-то – ой, много было после того, как вы пропали. А главное – в общаге же на чердаке сгорел кто-то, кости там нашли… В общем, весело мы без тебя жили, хохотунчики хоть по пальмам развешивай. Ну, ты вообще-то… что-нибудь вспоминаешь, когда я говорю?
– Да… Только это не складывается пока. Не стыкуется.
– Ой-ма… Ну, ладно. Я в тебя сейчас всё методически вкладывать буду, а ты слушай и наматывай…
Мелиора. Север
Вторжение началось утром девятого апреля, а уже к вечеру двенадцатого можно было сказать, что высадка десанта прошла успешно. И севернее, и южнее порта Ирин возникли плацдармы, с которых началось продвижение лёгкой пехоты вглубь территории и навстречу друг другу; порт оказался взят в клещи. Если он падёт – а это представлялось весьма вероятным, – то уже ничто не помешает прямо у глубоководных причалов разгружаться тяжёлым баргам и левиатонам, доставляющим передвижные башни и метательные машины – средства боя, без которых конкордийцы воевать не любили.
Только маленький отряд гвардейцев Паригория под командованием внучатого племянника Вандо, акрита Артемона Протасия – меньше тысячи мечей – противостоял сейчас десанту. Остальные силы северян вынужденно были растянуты вдоль побережья, отражая всё новые и новые попытки высадки. Флот, видимый с откосов и тем более с маяков как тёмный остров, смещался то к северу, то к югу, прощупывая лёгкими судами наличие и доблесть береговых патрулей.
Силентий собрался в Лучине, родовом поместье Рогдая Анемподиста – большом мрачноватом доме, выстроенном ступенчато на крутом склоне горы. Из окон дома виден был залив, а дальше, в зеленоватой туманной дымке – Фелитополь, древняя столица, город забытый всеми и всеми заброшенный…
Рогдай стоял на высоком крыльце, встречая прибывающих.
Кесаревич Войдан оказался первым – верхом на коне в сопровождении девяти стражников. На нём был лёгкий кожаный панцирь с решётчатыми заплётками на груди и плечах; светлые волосы свободно раскинулись. Рогдай отметил про себя, что за последний месяц кесаревич заметно возмужал – будто стал старше сразу на десять лет.
– Привет тебе, стратиг, – он спрыгнул с коня.
– Привет и тебе, Войдан. Ладно ли доехал?
– Могло быть хуже. Двое ранены у меня, распорядись, чтоб в стражницкую лекаря прислали.
Рогдай жестом подозвал домоправителя, шепнул на ухо приказ; домоправитель, подобрав полы, рысью бросился исполнять. Намётанным глазом Рогдай определил раненых: вот этот, слишком бледный, и вон тот, опустивший плечо. Не дай Бог показать им, что ты разглядел их немочь… Войдан махнул рукой старшине конвоя: свободны. Им уже отворили стражницкие ворота. Въезжая туда, раненный в плечо оглянулся – будто бы в тревоге.
Конвой Вендимианов был не в пример пышнее: большую крепкую карету сопровождали четыре десятка всадников. Впереди ехали знаменосцы, позади тоже. Терентий, несмотря на свои семьдесят лет, выпрыгнул из кареты молодо и упруго. Рогдай успел заметить там, в мягких недрах, две хитроватые девичьи мордашки.
– Привет тебе, стратиг. Далёкое место ты выбрал для встречи…
– Привет и тебе, Терентий. Не я выбирал – времечко выбрало. Всё ли ладно было в пути?
– Дороги разбиты. А так – всё ладно.
– Поднимайся в комнаты, тебе покажут. Отдыхай пока.
Вандо Паригория пришлось ждать ещё около часа. Хотя в его конвое тоже была карета, сам Вандо, невзирая на свою дородность, ехал верхом, с мечом у бедра и в кольчуге. Когда он приблизился, Рогдай увидел, что левая его нога повыше колена обмотана чёрным бинтом.
