Андрей Лазарчук - Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга I
– Пал Сергеич, – сказала вдруг пожилая, – точно: восьмого февраля пожар был в педучилище. У моей соседки там дочка учится.
– Вот что-то выясняется, – сказал Пал Сергеич. – Значит, учащаяся педучилища Александра… не вспомнила?
Саня медленно покачала головой.
– И что же было потом?
– А потом мы пошли… куда-то ночевать… ну да, негде же… и всё. Больше не помню. Очнулась на скамейке. Нога болит.
– Ладно, давай ногу посмотрим, – сказал Пал Сергеич. – Марина, помоги ей.
– Пошли, – протянула руку женщина в колпаке. Медсестра, сообразила Саня. Что-то начинало в память возвращаться…
Она положила Саню на кушетку за ширмой и помогла стянуть джинсы. Колено, оказывается, было обмотано серой тряпкой. Медсестра разрезала эту тряпку и отняла её от тела. Саня вскрикнула. Медсестра высвистела какую-то мучительно знакомую музыкальную фразу.
– Пал Сергеич! Тут в стационар надо…
Саня приподнялась и посмотрела.
Колено было багрово-чёрным. Кожа местами полопалась, и в разрывах выступала серая плоть. Сразу же потянуло мерзким запахом…
Врач наклонился к колену и долго его изучал, чуть поворачивая то вправо то влево.
– И ты ещё как-то ходила… – проговорил он. – Н-да…
– Что, сильно плохо?
– Весьма. Что же это за крокодил тебя покусал? Явно не собачьи зубы…
– Уж там – не собачьи, – возразила из-за спины его медсестра. – Сейчас таких держат – из окошка смотреть страшно, не то что мимо идти.
– Возможно, возможно… – протянул врач. – Сама не помнишь? И вообще – ничего не вспомнила?
Саня покачала головой:
– Только – день рождения. Четвёртого апреля. Значит, двадцать мне лет.
– Поздравляю, – сказал Пал Сергеич. – Давай-ка, Маринка, мы её тут немножко обиходим, потом в гнойную хирургию сдадим. Потому как укус неизвестного животного карается прививками от чего? От бешенства…
– В больницу? – вдруг забеспокоилась Саня. – Я… Мне нельзя в больницу.
– Это ещё почему?
– Не знаю… Что-то мелькнуло…
– Дуришь ты нас, красавица, – сказал врач. – Ну да ладно: не наше это дело. Дури на здоровье. А в больницу не могу тебя не направить, ибо нога тебе ещё пригодится. Там тебя заодно и на предмет ку-ку посмотрят… – он пошевелил пальцами у виска, и Саня его поняла.
– Я не дурю, – сказала она.
– Ну-ну…
Он взял что-то с поднесённого медсестрой маленького столика и стал что-то делать с Саниным коленом, и это было так больно и так страшно, что Сане пришлось откинуть голову и зажмуриться.
Но и при зажмуренных глазах она продолжала что-то видеть.
Серые стены уходили в высь. Над ними открывалось небо – безумное, страшное небо. Колдовское небо без звёзд… Саня тут же распахнула веки. Низкий потолок в трещинах…
Но теперь и сквозь этот потолок она продолжала видеть высокие серые стены какого-то дьявольского лабиринта – того, что люди тщатся от себя же и скрыть, загромождая всё вокруг деревом и камнем, воздухом, облаками и светом. Конечно, эти серые стены были теперь почти незаметны, лишь угадывались, словно бы проступая сквозь ближние предметы в облике теней и трещин – но Саня знала, что в любой момент может увидеть их, стоит лишь поднять глаза к небу.
И, может быть, по очертаниям того колдовского неба, зажатого меж стен – определить свой путь…
Она подняла руку и коснулась левого глаза. Это что-то должно было означать. Но глаз был как глаз – круглый и плотный под веками. Потом она вспомнила. В глазу когда-то было пятнышко. Золотое пятнышко. Теперь его не стало.
Хотя… Она ещё раз посмотрела вверх. Серые стены видны были как бы сквозь лёгкое – легчайшее – золотое мерцание. Золотую паутинку. Пятнышко расширилось, подумала Саня. Оно расширилось, и я на всё смотрю просто сквозь него…
– Транспортировку заказывали? – просунулась в дверь маленькая мордочка, а следом за мордочкой и всё остальное, тоже маленькое. – Хорошо у вас, Паша, тихо…
Саня сосредоточенно смотрела на вошедшего… –шую… Да, пожалуй, вошедшую. Она была как-то связана с тем золотым пятнышком…
– Привет тебе, золотко, – откликнулся Пал Сергеич. – А у вас что, завал?
– Затишье, я бы так сказала. Ты только посмотри на эту погоду. Все вздрогнули и напряглись. Что будет, когда похолодает…
– Вчера был тяжёлый день. Ребятишки в основном. А сегодня пока вот – тьфу-тьфу… Чаю хочешь?
– Нет, поеду. Кого везти?
– Да вот, девушка в какую-то переделку попала. Животнопокусанность, флегмона области правого коленного сустава. Тотальная амнезия.
– То есть что: черепно-мозговая?
– Не похоже. Мозги ей, конечно, надо будет глянуть на просвет, но это не самое срочное. Всего-то делов: не помнит, что делала два последних месяца. Больше никакой симптоматики. И не ширки. Ни одного следа иголки.
– Интересно… – маленькая докторша смерила Саню взглядом с ног до головы. – Может, дуру гонит?
– Может, и дуру, – согласился Пал Сергеич. – Да не наше это дело, золотко. Наше – направление движения правильно придать, – и он подал ей листок бумаги, на котором перед этим что-то написал.
– Вот и я об этом… – докторша прочла бумагу, покачала головой. – И фамилию не помнишь, да?
– Не помню, – виновато сказала Саня. – То есть, наверное, помню… чувствую, что помню… а вот тут что-то не пропускает… – она тронула левую бровь.
– Проводочек порвался, – согласилась докторша. – Ну, а головой точно не билась?
– Н-не знаю… вроде бы нет…
– Или просто не помнишь, билась или нет?
– Да. Просто не помню.
– Перепиши, Паша. Поставь ей подозрение на черепно-мозговую травму. Потому что иначе повезу я её в гнойную, там меня с нею заворотят в психушку, а из психушки так и так – в неотложку. Я три часа проезжу, а у нас сейчас четыре машины. А с подозрением на ЧМТ я её сразу сдам в неотложку, пусть там разбираются. Это не один час – ЧМТ раскручивать. Положат под наблюдение. А с остальным – гнойное отделение у них есть, психиатр у них свой… так что всё будет в порядке.
– Хитрая ты, золотко.
– Покатайся с моё. Сидишь в этом отстойнике, жизни не знаешь.
Саня слушала их в пол-уха. Память у неё – да, была маленькая, но зато всё, что в ней имелось, использовалось на тысячу процентов. Тот диалог, услышанный ею во время бегства от Машкиного подъезда…
Конечно. Ищут её. Ищут как? Звонок в больницу: у вас нет девушки, которая не помнит своего имени? Ах, есть. Сейчас мы за нею приедем…
Чудо, что ещё не позвонили сюда. Может быть, потому, что совсем рядом, слишком рядом – в мёртвой зоне.
– Я вспомнила, – сказала она. – Я фамилию вспомнила.
На неё посмотрели – очень одинаково.
– А больше ничего? – спросила докторша.
