Алекс Орлов - Золотой воин
– Так ты мой однополчанин?! – воскликнул фон Крисп, вскакивая с топчана.
– Так точно, господин капитан.
– А как же здесь оказался?
– Бреду куда глаза глядят, собирался на север прорываться, вот и пошел лесом. Всюду тураны, несколько их лагерей я обошел, а вот тут попался.
– Ну, ясное дело, заплутал человек! Развяжи его скорее, сержант, не каждый день мне родной солдатик встречается.
Сержант торопливо развязал узел и стал распутывать лазутчика, неожиданно оказавшегося однополчанином командира.
«Кто ж его знал, что он однополчанин! – переживал про себя сержант. – Я б его тогда и по морде не бил».
– Все, ребята, идите, – сказал фон Крисп, отпуская конвоиров, и сержант с облегчением выскользнул из командирского шалаша.
– Ну что же, в хорошее время ты к нам попал, Крафт, присаживайся.
Фон Крисп придвинул к топчану перекошенный столик и освободил гостю место рядом с собой.
– У нас и жизнь сытая, и, вот видишь, крыша над головой.
Фон Крисп достал из-под топчана кожаный мешок, где хранил продуктовые припасы – сыр, вяленое мясо, несколько луковиц и закупоренный пробкой кувшин вина.
– И много вас с холмов разбежалось? – спросил он, разливая вино в оловянные кружки.
– Человек тридцать, ваше благородие. Но почти всех в перелеске тураны порубили, к морю нас только трое вышло, да и тут беда приключилась – третий наш товарищ сволочью оказался, усыпил нас сонной травой и продал на галеры.
– Это худший из поступков. Чтобы боевых товарищей, с которыми в одном строю перед туранской кавалерией стояли, продать на галеры… Худший из поступков. Давай за павших.
Они подняли кружки и выпили. Крафт взялся закусывать, он давно не видел таких деликатесов, но не спешил, чтобы не растерять атмосферу дружеской встречи. Там, на холмах, он был одним из тысяч солдат, а фон Крисп одним из сотен орущих и командующих офицеров. А теперь, возможно, они остались единственными, кто уцелел в той страшной битве.
– Ну и как же ты с галеры сбежал?
Крафт улыбнулся:
– На галеру мы с другом попали, да еще с предателем, который нас продал. Пираты его в соседний синдон затолкали – это такая тюрьма на палубе.
– Вот и поделом этой сволочи! – развеселился фон Крисп и снова налил вина. – Давай – за солдатское братство!
Они выпили за братство, Крафт забросил в рот ломтик вяленого мяса и стал жевать.
– После синдона нас с приятелем перевели в трюм и приковали к скамейкам с веслами, но только мы стали обвыкаться, как нашу галеру захватили пираты-молоканы. Они перебили всю команду и тех, кто остался в синдонах, в том числе и того, который нас продал.
Фон Крисп быстро плеснул в кружки и слегка заплетающимся языком объявил:
– За высшую справедливость!
Они выпили.
– Ты закусывай, закусывай, у нас этой снеди целые мешки, – угощал фон Крисп. – Что же было потом?
– Потом, в это даже трудно поверить, но мы побывали на Голубом Суринаме!
– О, сказочное место! Там же вместо песка – жемчуг!
– Это так, ваше благородие, но с этими богатствами оттуда еще никто живым не ушел! Нам с приятелем повезло, что мы ничего не взяли и ураган унес нашу галеру в море и гнал до самых прибрежных вод Исфагана!
– Тост! За счастливое избавление! – провозгласил фон Крисп, наполняя кружки.
– Ой, я уже ничего не соображаю, отвык от вина, – пожаловался Крафт.
– Отставить, солдат, как старший по званию, я приказываю!
– Слушаюсь, господин капитан! За избавление…
Они выпили, закусили, и Крафт продолжил рассказ:
– Неподалеку от Исфагана нас попытались захватить рыбаки – владельцы баркаса, но мы же солдаты, а не какие-нибудь хуторяне. Надавали им как следует, взяли одежду, немного меди и двинули в город.
– Молодцы! Моя выучка! – воскликнул фон Крисп и хлопнул Крафта по плечу. – Слушай, а как звали твоего товарища, с которым вы через огонь и воду?
– Питер, сэр. Питер Фонтен.
– Питер Фонтен? Так я же знаю этого парня, я помню его лицо! Это ж мой золотой пленник!
– Золотой пленник? – недоуменно переспросил Крафт.
– Да это я просто прозвище ему такое дал, – отмахнулся фон Крисп, жалея, что проболтался во хмелю. Не рассказывать же первому встречному о том, как он планировал при случае умыкнуть казенного человека и вернуть его богатеньким родственникам. А в том, что Питер Фонтен принадлежал к сословию людей состоятельных, фон Крисп не сомневался.
– Так где же он теперь, надеюсь, цел?
– Об этом мне ничего не ведомо, – грустно ответил Крафт и шмыгнул носом. – Его молоканы поймали, может, и сожрали уже, у них это быстро…
– За вами молоканы гонялись?
– Дык сначала стражники в Исфагане, должно, их рыбаки натравили, это которые нас поймать хотели, а получилось – мы их.
– Ну да, ты говорил.
– И вот только мы собрались воды купить да лепешек, а тут стража…
– Постой-постой, это на базарной площади, что ли?
– Так точно.
– Так это же я вас ловил, дурья моя башка, я в Исфагане должность начальника стражи исполнял! Прибежали какие-то рожи, говорят, обворовали, унесли и все такое… А я, признаться, с сильного похмелья мучился. Ну, поднесли мне щедро, я и пошел, так меня эти же ваши орки на базаре чуть не уделали, право слово. Я было вокруг побежал, но не успел.
– Я со склада сбежал, а Питер задержался. – Крафт снова всхлипнул.
– Ну, не будем о грустном, давай лучше выпьем за его здоровье.
Капитан налил полные кружки и поднял свою.
– Я его очень хорошо помню, он рогатчиком стоял. Ну а рогатчики, они и против кавалерии стоят, такие просто так не сдаются.
И они выпили.
54
Третий день Питер уверенно направлял своего трофейного жеребца в сторону моря. В окрестностях Исфагана он намеревался выбраться на большую дорогу, одну из тех, что во множестве покрывали пространство приморских провинций, отличавшихся хорошими торговыми связями со всей империей. Продвигаться приходилось по непроезжим местам, поскольку в приморье еще продолжались бои, войска императора преследовали переселенцев и разрозненные силы туранов, армия которых разжирела на убийствах и грабежах и окончательно потеряла боеспособность.
В ответ на нарушение императором договоренностей о перемирии Хивва послала из-за реки Тивир новые армии, которые разрушили Исфаган и Ямс, но быстро отошли назад, а вместо себя оставили лишарей и убуйнов, подчищавших руины городов от остатков всего живого.
В одном из трактиров, наспех поставленном у придорожной кузницы, Питер слышал рассказы нескольких очевидцев, которым удалось пережить первые несколько ночей в Ямсе, а затем бежать при свете дня.
– Разными голосами живых выкликивают, то детьми бездомными прикинутся, то девицами-красавицами! Дескать, пусти в дом, не обижу, – рассказывал собравшимся в трактире бывший пекарь, и от вновь переживаемого ужаса у него тряслись руки. – Поутру пошел к соседу, он один в большом доме оставался – других-то тураны раньше перебили, а у него дверь нараспашку, и сам он внутри лежит, как будто листок пергамента или мешок какой. Одна кожа осталась, убуйны его дочиста высосали… Вот тогда я и побежал с малыми пожитками, да и рад был, что ушел. На подаяния жить буду, а туда не вернусь, живому человеку там делать нечего.
