Александра Лисина - Дороги Валлиона
У ворона изумленно раскрылся клюв.
- Лин - мой друг, - зачем-то пояснила я, опускаясь возле спящего шейри на колени. - Он мне жизнь спас. И в верности поклялся, ничего не требуя взамен. Может, он еще не сказал этого вслух, потому что я запретила, но ведь главное - это желание, тогда как слова... все они написаны у него на лбу. И мне будет стыдно понимать, что он для меня даже себя не пожалел, а я только и могу, что впустую рассуждать и дарить ему несбыточные надежды.
Какое-то время на поляне было тихо, потому что ворон недвижимо сидел на ветке, не подавая признаков жизни, а я, наклонившись над Лином, ласково погладила его голову, заставив на мгновение проступить на коже отпечаток своего Знака. Почти сразу шестилистник угас, снова погрузив лес во тьму, но ворон неожиданно каркнул, странно скрипнул когтями, а потом вдруг решился и легкой тенью спланировал на траву.
Я посмотрела на него с удивлением.
- Ты чего?
Но вместо ответа он только наклонил голову, по-птичьи изучая меня крупными черными глазами. А потом каркнул снова, неуклюже подскочил, и, остановившись на расстоянии вытянутой руки, очень медленно, словно все еще сомневаясь, распахнул свои широкие, отливающие красивой синевой, совершенные крылья.
-Глава 13-
Просыпалась я очень поздно, долго, с трудом разлепляя чугунные веки. Но и то, лишь потому, что кто-то очень ласково терся о мою щеку, тихонько мурлыкая и обдавая кожу на лице горячим дыханием. Мне было очень тепло. И на удивление спокойно, потому что рядом находился друг, от которого не надо было ждать подвоха.
- Я люблю тебя, Гайдэ, - очень нежно прошептали мне на ухо, обдав его еще одной волной горячего воздуха. - И клянусь, что никогда не оставлю тебя по своей воле. Отныне я принадлежу тебе. Телом и душой. Навеки. Я - твой, моя прекрасная хозяйка. И я никогда в жизни от тебя не откажусь.
Обомлев донельзя (боже! мне в жизни не признавались в любви так прочувствованно и искренне!), я ошарашено распахнула глаза и в немом изумлении уставилась на громадную конскую морду, на которой двумя желтыми лунами пылали раскосые демонические глаза.
- Лин?!!
- Я не знаю, как ты это сделала, - все тем же ласковым шепотом сказал шейри, прижавшись всем телом. - Не знаю, сколько потратила на это времени. Понятия не имею, чего это тебе стоило, но... я готов продать за тебя душу, Гайдэ. И я последую за тобой даже к Айду, если понадобится. Ты сделала для меня этой ночью такое... ты подарила мне вторую жизнь... ты... ты - настоящая хозяйка. И я счастлив, что именно тебе я теперь буду служить. До тех пор, пока ты жива и пока согласишься видеть меня рядом.
У меня просто не нашлось слов. И вообще ничего не нашлось, кроме чувства безмерного удивления, благодарности за такое невероятное признание и совершенно отчетливого ощущения, что он абсолютно искренен.
- Спасибо, - Лин нежно коснулся губами моей шеи. - Спасибо тебе, Гайдэ. Спасибо за то, что подарила мне крылья. Ведь теперь я могу летать.
Я слабо улыбнулась.
- Носи на здоровье, друг мой. И учись летать снова. Ты ведь уже попробовал, да?
- Да, - счастливо зажмурился шейри. - И это было восхитительно!
Что на это можно еще сказать?
Я обняла его за шею и прижала к себе, слушая тихое урчание самого счастливого на свете демона и тихонько млея от ощущения его радости, как будто на самом деле она была моей собственной. Впрочем, так оно и есть - мне действительно было до безобразия хорошо. И внутри действительно грело понимание того, что моя безумная работа не оказалась напрасной.
Конечно, я не стала ему рассказывать о том, как вчера половину ночи изучала чужие крылья, сравнивая их с получившимися у Лина и отыскивая изъяны. Не стала говорить о том, как старый ворон, прыгая по громадному конскому телу, властно тыкал клювом в те места, которые казались ему недостаточно хорошими. Как я, чертыхаясь, ползала следом, угольком помечая все недочеты, которые он нашел в нашей общей работе. Как до хрипоты выспрашивала, пытаясь угадать, что именно и как надо выправить: кости, кожу, мышцы, суставы? Заодно, стараясь понять, что отвечает на это птица.
Глупо, вы скажете, доверять такое важное дело какому-то безмолвному летуну? Но я уже достаточно прожила в этом мире и немало поняла, когда начала потихоньку пользоваться силой Ишты. Особенно то, что здесь каждая живая травинка и каждая мошка представляла собой часть единого целого, называемого "Равниной". И у каждой травинки я могла получить ответ на интересующий меня вопрос - надо было только захотеть его услышать. А вчера ночью я была готова слушать. И была готова учиться хоть у последней пиявки, если бы только она смогла мне помочь решить эту трудную головоломку.
Но ни о чем об этом я не стала говорить доверчиво приткнувшемуся шейри. И не стала пояснять, что всю ночь работала над ним, как старательный хирург - над сложным, одурманенным наркозом пациентом.
Не знаю, кто уж был в этом виноват - старый ворон, обещание Лина подчиняться, удерживающее его заклятие или мой Знак, но, так или иначе, его неподвижное тело охотно реагировало на мои приказы. И даже тогда, когда разум был скован цепями сна, оно подчинялось мне, постепенно выправляя все то, на что указывал необычный помощник.
За несколько безумно трудных часов я нарастила, подтянула и укрепила необходимые для полета мышцы. Я создала для каждого крыла на кончиках еще по одному дополнительному суставу, долженствующему обеспечить его гибкость. Я упрочнила кожаную перепонку, натянутую между истончившимися костями. Упрочнила сами кости, воспользовавшись советом Теней и получив от ворона сдержанное одобрение. Я старательно изучила каждое перышко на неохотно доверенном мне птичьем крыле. Я измучилась до невозможности, пытаясь добиться, одновременно и гибкости, и нужной степени крепости тканей на крыльях шейри. Я раза три перекраивала каждое полотно и, наверное, все-таки не справилась бы, если бы требовательно ходящий взад и вперед ворон не подстегивал меня хриплым карканьем и иногда - чувствительным толчком острого клюва, от которого на моей светлой коже оставались багровые кровоподтеки.
Лишь под утро у нас получилось что-то более или менее пристойное. И лишь под утро пернатый помощник удовлетворился, наконец, результатом. Сам шейри к тому времени был похож на высушенную головешку, потому что опасные эксперименты тянули из него силу, как пылесос с мощностью в миллион киловатт. Однако я не дала ему высохнуть окончательно - моя рука, едва ворон кивнул и, будто не услышав слов благодарности, вспорхнул обратно на ветку, тут же легла на мокрый от пота лоб Лина. И оставалась на нем, постепенно отдавая силы, даже тогда, когда мои собственные резервы подошли к концу, а тяжелый сон сморил меня прямо на его исхудавшем теле.
