Убить Ланселота - Басирин Андрей
Торопливое стаккато ударило по крыше кареты. Взвизгнули лощади, варвар-возница захлебнулся на половине строфы.
– Сторожевое заклинание? – нахмурился его преосвященство. – Зачем? Мы же заранее выслали депешу – едем, мол, встречайте.
– Накладочка вышла, – добродушно отмахнулся Фероче. – С кем не бывает.
Розенмуллен достал лорнет и уважительно оглядел застрявшую за стеклом градину.
– Однако ж… внушает уважение.
– Еще бы. – Шарлатан важно покачал головой. – Ювелирная работа. Одна градина хранится в палате мер и весов как эталон воробьиного яйца.
Карета вынеслась к городским воротам и замерла, как гвоздями прибитая. Из караульного помещения бежали маги в белоснежных с серебром мантиях.
– Эй! Стой! Кто? Куда?
Дверца кареты приоткрылась. Выглянул шарлатан.
– К господину ректору, Петруччио Да Капо, – объявил он. Над верхней губой шарлатана поблескивали крошечные капельки пота. Давным-давно он покинул университет, но память о здешних порядках никуда не делась. Фью Фероче здорово волновался.
– Дайте ваше предписание, – протянул руку первый из стражников – седой, толстый, со злым лицом южанина. Он обернулся ко второму и отрывисто бросил: – Мадам Долорозо. Известить. Это по ее части.
Тут уж всем королям в карете стало не по себе. Отчего – один бог ведает. Что-то в лице мага-южанина заставило властителей, вновь ощутить себя школярами. Вспомнились коротенькие штанишки, грифельная доска, мел. Двойки, несделанные домашние задания. Кнопки, подложенные на бархатное кресло учителя.
Линейка, обрушивающаяся на сгорбленные детские плечи.
Стражник читал медленно, сдвинув очки на самый кончик носа. Губы его шевелились, словно он пробовал каждое слово на вкус:
– Запятая пропущена, – недовольно объявил он. – И «воспрепятствовать» через «е» написано.
Он отыскал взглядом Фероче:
– Запомните, мой милый мальчик: слово «препятствие» происходит от «пятки»; «пяти» и «пятен». Но никак не от «пения», «петуний» и «петард». О, не делайте эту ужасную ошибку в дальнейшем! Не уподобляйтесь бездушным профанам!
– Э-э… прошу прощения, господин маг… – Шарлатан спрыгнул с подножки кареты и униженно заглянул стражнику в лицо. – Вы случайно не знакомы с Вырио Марчиаллиссимо, учителем грамматики и чистописания? Дело в том, что двадцать лет назад…
– Чушь, – перебил тот. – Как я могу быть с ним не знаком, если это я и есть? Ваше имя?
Ответить шарлатан не успел. Из ворот выплыл могучий дредноут в розовой кипени парусов.
– Фьюндарин Фероче, негодный мальчишка, – объявил дредноут. – Ты ли это?
– Я, сударыня.
Вблизи дредноут оказался величественной дамой – румяной, щекастой, с едва заметными усиками. При виде ее Фероче сделался даже как-то ниже ростом.
– Вот ты где, Фероче, – пробасила дама. – Наконец-то объявился…
– Госпожа Долорозо, мое почтение. – Шарлатан стал на одно колено и склонился до земли. Шея его побагровела.
– Фьюндарин, мы не можем тебя пустить в Град Града. – Госпожа Долорозо выхватила из корсета несколько пожелтевших листков. – У тебя обнаружилась библиотечная задолженность. Вот. – Она торжественно потрясла листками в воздухе. – «Сказка о жреце и о работнике его Халде», «Метод конечных элементов в вычислении антропоморфического поля филогенетических преобразований в лягушку», «Шпинат в цвету» и «Кошмарное убийство в Лянгзаме».
– Но у меня нет этих книг! – похолодел Фероче,
– Очень жаль. Придется возместить убыток. – Мадам Долорозо подняла глаза к небу и беззвучно зашевелила губами. – В семьсот двадцати четырехкратном размере.
– Вот, пожалуйста, – побелевшими губами пробормотал шарлатан, выписывая долговое обязательство.
– Тогда проезжайте. Все в порядке, – благосклонно кивнула госпожа Долорозо.
И карета загремела по булыжнику Града Града.
…Страдания шарлатана на этом не закончились. Маги университета живут по нескольку сотен лет. Магия помогает продлить жизнь. К сожалению, она не дает ни молодости, ни свежести восприятия мира. Маразм, старческая мелочность и придирчивость – вот беды прославленных магов. Грустно видеть людей, некогда всесильных, проигравшими битву со всесильным временем.
Волшебники Града Града помнили всех своих выпускников – особенно знатных и прославленных. Им присылали открытки на дни рождения, приглашали на выпускные балы, приводили в пример младшекурсникам. Это было приятно и радостно.
Но Фью волшебники помнили с плохой стороны. Шарлатан покинул университет весьма безответственно. В общежитии не сдал постельное белье, во время прощальной пирушки выбросил в окно казенный чаролист. Много чего маги могли припомнить своему властителю.
– У вас была восхитительная юность, – подмигнул Розенмуллен. – Я, помнится, тоже зажигал не по-детски. И студентки… ах, студенточки!
Его преосвященство и Эрастофен отмолчались. Им вспоминать было нечего.
Мучительное восхождение на университетскую Голгофу близилось к концу. Королям открылся вид на сияющую дверь – дубовую, в резных травах и кленовых ветвях. На ней сияла медью табличка: «Ректор Петруччио Да Капо».
Не без трепета Фероче постучал. Ответа не было.
Он постучал еще раз, а затем, не дождавшись ответа, вошел. Дюжинцы двинулись за ним следом.
– Добрый день, господин ректор, – тихо поздоровался шарлатан.
Согнутая спина – атласная, поблескивающая неживыми алыми маками на васильковом фоне – завозилась в кресле. Скрипучий голос осведомился:
– Кто это?
– Шарлатан Тримегистии, господин ректор. Фьюндарин Фероче.
Фероче совершил ошибку. Ни в коем случае не следовало называться официальным именем. За все время обучения в университете Фьюндарином его звали лишь в некоторых, вполне определенных случаях. Когда хотели отчислить за неуспеваемость, например. Или назначая штраф за драку с градским патрулем.
– Фьюндарин Фероче. Да, припоминаю, – проскрипела спина. – Фьюндарин Фероче. А кто это с тобой?
– Это – могущественнейшие властители Террокса.
Дюжинцы представились.
– Да, понятно… Кхек! Понятно, да… С чем пожаловали?…
Соринка попала в глаз шарлатана. Он мигнул, и развеялся морок. Ректор вовсе не поворачивался к посетителям спиной. Его скрючил ревматизм, да так, что подбородок профессора оказался чуть ли не на уровне коленей. Ах, старость, старость…
Из любопытства Фероче попытался вернуть иллюзию, но сознанию свойственен снобизм. Оно не любит оставаться в дураках. Как ни щурился Фероче, он продолжал видеть согбенного старика – со слезящимися глазками, волосками в носу, клочковатой бородой. Васильковая спина не возвращалась.
Вздохнув, шарлатан объявил:
– Мы прибыли, господин ректор, чтобы вернуть в университет беглого ученика.
– Беглого ученика, беглого ученика, – закудахтал тот. – Что ж, вы вовремя… Сентябрь на носу. – Он потер нос, словно пытаясь стереть подступающую осень. – Только…
– Что только, господин ректор? – нахмурился его преосвященство.
– То и только. Отчего это вы, господа хорошие… кхе-кхе!…, думаете, что мы его примем обратно?
– У нас была договоренность… с вашим секретарем…
– Знать не знаю. Как имя вашего протеже?
– Хоакин Истессо.
Ректор замер. В глазах его отразилась растерянность.
– Как… прошу прощения, как вы сказали?…
Старчески кряхтя, он встал. Одернул полы халата.
– Хоакин Истессо, – изменившимся голосом объявил он. – Прошу вас, господа.
Сонного Хоакина перенесли в студенческую гостиницу и уложили на кровать. По удивительному стечению обстоятельств, комната, в которой он жил сто лет назад, оказалась свободной.
Но осталась ли она неизменной?
Да. В мире, где правят звери великие, где одна эра не способна сменить другую столетиями, вещи не стремятся к развитию и преображению. Те же полотенца на крючочках. Те же полуразвалившиеся кровати, застиранные до дыр простыни. Стол залит чернилами, да и надписи на нем все те же.