Виктор Исьемини - Весенние грозы
— Ну что ж, — хладнокровно заметил Кари, — пара часов у нас, пожалуй, теперь есть…
Тут на корабле дружинников, пришвартованном к пострадавшему драккару, взревел Рогли. Толстяк потрясал мечом, приплясывал (так что палуба раскачивалась под сапожищами) и орал, соратники вторили ему — их оставалось на ногах около десятка, да несколько человек сидели в неудобных позах и старались унять кровь, бьющую из ран. Враги были убиты все. Выходит, они недостаточно хорошо увертывались от мечей…
Третий корабль дрейфовал в отдалении. Парус там, должно быть, пострадал от огня так сильно, что поставить его не удавалось, а садиться на весла дружинники не решались, поскольку враг был рядом, они хотели держать руки свободными. Экипаж-то как-никак уменьшился после неудачного абордажа!
— Рогли, мы тонем! — крикнул Ингви, но перекрыть вой толстяка не сумел.
Пришлось повторить, когда вопли стихли.
— Рогли, мы тонем!
— А-а! Хватайте все, и кидайте на этот корабль! — тут же велел Толстяк. — Хватайте все, что попадется.
Но все, что могло бы попасться, было схвачено льдом. Рогли пробормотал какое-то северянское проклятие и погнал своих обратно на старый корабль. Кое-что из имущества разбойников стоило того, чтобы вырубить его из льда.
Тут дружинники на дрейфующем драккаре сообразили — взялись за луки. Карикан отыскал лук на трофейном корабле и стал отвечать, остальные прикрывали щитами его и тех, кто добывал барахло из льда… Вскоре дружинники оценили мастерство Карикана, то есть прекратили стрельбу и тоже закрылись щитами. Море медленно растаскивало корабли в стороны.
Разбойники стали трудиться скорее, Ингви помогал огненными заклинаниями, тщательно регулируя силу пламени — впрочем, мана в его перстне уже порядком иссякла. Через час все было кончено. Имущество и оружие перекочевало на королевский корабль, покойников перенесли на старое судно… Ингви заметил, что кое-кто из дружинников подавал признаки жизни, и люди Толстяка перерезали им глотки, но вмешиваться не стал.
Наконец Рогли сказал несколько слов о том, что погибнуть в славной схватке — хороший конец для воина. Даже если схватка с такой швалью, как люди Гоегора. Затем старый драккар подожгли. Рулевой развернул судно против волны, и горящий корабль, которому волны били в борт, стал медленно удаляться. Северяне, прикрывая слезящиеся от дыма глаза, смотрели вслед старому кораблю.
— Для корабля такой конец тоже — достойное дело, — буркнул Рогли, утер глаза и высморкался через борт. — На этом драккаре мы ходили в дальние страны и совершили великие подвиги.
— Когда у блаженного Мерка пал осел, с которым они прошли вместе неисчислимое множество дорог… — начал было Тонвер.
— Заткнись! — буркнул Дунт.
Толстячок послушно стих, поглаживая раненный бок.
— Вечером расскажешь, — утешил монаха конунг. — У гоегоровых дровосеков на драккаре есть бочонок пива и он полон до середины. Сегодня мы будем пировать и сочинять новые песни о том, как конунг Рогли побил в бою сразу два корабля Гоегора — конунга землепашцев и углежогов, чтоб ему утонуть в луже!
— Наполовину полный бочонок так же хорош, как и наполовину пустой, а звучит куда приятней… — согласился Тонвер.
ГЛАВА 29 Восточный Сантлак
Сэр Войс велел гвардейцам отправить кого-нибудь парламентером в замок Рейкр. Те привычно и быстро сломали несколько веток с молоденькими листиками. Для верности оруженосец еще сбегал к ближайшему пруду и приволок длинный стебель озерного растения. С широких круглых листьев стекала вода. Гвардейцы обмотали гибким побегом ветки, получилось некое подобие веника с торчащими в разные стороны мокрыми зелеными листьями. Букет вполне мог сойти за Гунгиллины ветви. Один из рыцарей, вооружившись им, отправился к воротам замка.
Тем временем войска сходили с дороги и располагались лагерем на равнине перед замком. Алекиан предоставил командирам отрядов размещать людей, а сам остался наблюдать за ходом дипломатической миссии. Рыцарь, размахивая мокрым символом мирных намерений, приблизился к воротам. На стене над его головой наметилось движение, вероятно хозяин замка вышел для переговоров. Беседа длилась около десяти минут, затем гвардеец повернул коня и направился к знамени, под которым поджидал император. По дороге рыцарь без малейшего почтения отшвырнул пучок растений, служивший символом его полномочий.
— Ваше императорское величество, он отказывается отворить ворота и впустить гарнизон.
— Вот как?
— Я сказал, что здесь его величество Метриен, но этот рыцарь, господин замка, ответил, что он не подчиняется такому королю, который был избран с нарушением правил.
Алекиан повернул голову и поглядел на Метриена, тот потупился и пожал плечами, притворяясь смущенным.
— Тогда я сказал, что требую сдаться именем императора. Прошу прощения, но ответ я не стану повторять.
— Не нужно, — кивнул Алекиан. — Достаточно, что он ответил отказом. Сэр Войс!
— Да, ваше императорское величество?
— Мы полагаем, что он смел оттого, что ждет помощи извне. Этот ок-Рейкр видит, что здесь достаточно воинов, чтобы разнести его логово по камню, но не боится. Он не может быть настолько глуп. Следовательно, знает что-то… Мы желаем, чтоб замок был взят немедленно.
— Солдаты располагаются на дневку, они маршировали полдня без привалов, — напомнил гвардейский рыцарь.
— Обед после штурма. Сэр Войс, командуйте, как сочтете нужным, берите всех, кто понадобится для атаки. Мастер Гиптис, возможно понадобится ваша помощь. Мы желаем, чтобы все окончилось быстро. Наглец в замке надеется, что мы станем лагерем, начнем долгую подготовку… провозимся, пока соберутся его сообщники. Нет, пусть Рейкр будет сожжен без промедления. Всех, кто внутри — казнить.
— Э… братец, — вставил слово Коклос. — Там могут быть какие-то мелкие подневольные людишки, которые полны раскаяния и страха. Но им велит драться господин. Возможно, будет уместно их пощадить? Проявить милосердие? Благоразумие?
— Ты называешь благоразумием слабость. Впрочем, если будут пленные, мы поглядим и рассудим… Сэр Войс, тех, кто сдастся добровольно — привести к нам.
Рыцарь поклонился и направился к лагерю. Алекиан по-прежнему наблюдал за замком. Над бруствером вспыхивали искорки — под солнцем блестели шишаки шлемов. Воины расхаживали по стенам и тоже, должно быть, рассматривали императора.
Войс в лагере объявил: обед — после приступа. Замок слабо защищен, он не устоит против решительного штурма. Поэтому пусть разводят костры и готовят еду. В деревеньку он отправил отряд более дисциплинированных солдат, чтобы не допустить самочинных грабежей. Тем не менее, поскольку господин — бунтовщик и изменник, то и все, что принадлежало ему, может быть конфисковано. Это означает, что крестьянам не повезло — для пропитания императорской армии у них отберут съестное. К тому же армия сейчас топчет их поля — стало быть, сервы обречены на голод. Ничего не поделать — война!
