Флетчер Прэтт - Колодец Единорога
— Диад, убрать… это! — наконец выговорил карренец. — Где Висто?
Мелибоэ рассмеялся, но остальные молчали, не находя слов. Потом по одному разошлись.
Эйрару долго не удавалось уснуть… Рыбаки, намучившись за день, давно и крепко спали вокруг, ему же, напротив, напряжение битвы отозвалось возбуждением, не дававшим сомкнуть глаз. Он слышал, как вздыхал ветер в кронах деревьев, как щелкали крупные капли по краю плаща, натянутого на голову, а перед умственным взором в который раз проходили события дня. На время позабыв даже про войну, Эйрар силился разобраться в себе.
Что же с ним творилось?.. Карренка Эвадне в открытую пообещала идти за ним до конца — по счастью, мало кто обратил на это внимание в запале перед сражением. Теперь ее слова так и звучали у него в ушах, не давая заснуть. Верно, Эвадне была постарше его… но эта оливково-смуглая кожа и высокая грудь… как сладко было бы обнять ее… ой ли? Что-то заставило его мысленно отпрянуть и содрогнуться. Так, словно на ней лежало отвращающее заклятие. Заклятие совсем иного свойства, нежели то, которым Мелибоэ пытался связать ее с ним. Заклятие!.. Он с болью и горечью вспомнил, как сам творил приворотные чары, стараясь привлечь к себе… нет, имени он даже мысленно не произнесет… Он стал думать о магии и о том, что ни разу еще на его памяти она не приводила к добру. Взять хоть изменение внешности, благодаря которому Рогей проник в Мариаполь — и едва не погиб. Чары Мелибоэ, погубившие в метельную ночь Бритгальта и двоих его сыновей. Или злосчастная история с расколдованием кораблей на Вагее. И наконец… та ночь в Салмонессе, в замковой башне… нет, нет, слишком больно, не думать… могла ли вообще магия приносить добро? После битвы, в болоте, она спасла их от валькингов… но и тогда Мелибоэ предал тех, кто ему доверял. И если бы не гадание, которое он якобы предпринял, Эйрар тогда отправился бы в Салмонессу и… быть может, спас бы ее…
Эйрар перевернулся на другой бок и стал думать о том, не было ли какого волшебства замешано в давешнем споре с дезерионом. Да, было весьма похоже на то — и до чего скверный конец, даже для валькинга — умереть единственно из-за того, что Плейандер не нашелся ответить словами, только оружием!.. «И вообще, это был мой пленник; какое он имел право?» — запоздало возмутился Эйрар, начиная понемногу озлобляться сразу на всех карренцев. Несчастный Люронн не так уж сильно ошибся: было в них что-то неприятно грубое… подлое. Развязная болтовня Эвадне и все эти ласки, так легко расточаемые Эрбу. А Эвименес, не постеснявшийся угнать лошадей у гостеприимного Хольмунда! А… вот это, пожалуй, раздражало Эйрара сильнее всего: беспрестанное нежничанье Плейандера с Висто — зачем, интересно, парнишка понадобился ему после убийства дезериона?.. Собственно, Эйрар успел уже с сожалением понять — Висто был куда мельче, чем ему казалось когда-то. Ну да, услужливый, верный… как пудель, готовый бежать со всех ног на голос хозяина. Слуга из него неплохой, но друг — никудышний. Как, впрочем, и из Рогея. Смешно вспомнить, было время, он надеялся с ним подружиться. Теперь видел: во всем поведении мариоланца не только сквозило что-то холодное, отчужденное — у него словно и времени не было на друзей…
Да, так вот, стало быть, отчего Висто и не подумал спорить с ним из-за Гитоны. «Просто подружка…» — с еле заметным сарказмом сказал он о ней тогда в башне… и так легко согласился с ее решением отправиться к герцогу… и все-таки пришел к нему, Эйрару, и предупредил… Нет, Висто нет нужды в друге, ему нужен только хозяин.
Эйрар вдруг понял, что у него не было друзей. Настоящих друзей. Все хотели только брать у него, ничего не давая взамен. Нет друзей и, верно, не будет никогда. Неужели никогда?.. Эйрар продолжал беспокойно вертеться под плащом, пока до него не дошло, что это снова была та самая жалость к себе, та самая, недостойная мужчины, что отняла у него когда-то Гитону.
Нет, нет. Если Висто нравилось жить так, как он жил — его право. Хотя… до чего же противно. Люронн был прав: каждый человек живет среди подобных себе и должен соразмерять свою волю с желаниями других. Иначе будешь, как Плейандер, убивать из-за неосторожного слова… якшаться с мальчиками. Как герцог Роджер, не ведавший никакого закона, кроме собственных прихотей. Нет, снова не то; и на герцога все-таки сыскался закон, пусть неписанный, но от этого не менее сурово покаравший несправедливость, гордыню, жестокосердие, сопровождавшие его своеволие и разврат… То-то собственный народ отвернулся от герцога, когда на него обрушилась сперва вооруженная мощь Бриеллы, а потом и кинжал оскорбленной Мелины.
«За каждый ли грех этот закон карает столь же неотвратимо?.. — невольно подумалось Эйрару; неожиданная мысль заворожила. — За всякую, самую ничтожную провинность? Война не дала трехпалому герцогу преуспеть в любовных делах, а любовные шашни не дали выиграть войну. Или, если бы он совладал и с тем и с другим — судьба послала бы еще что-нибудь ему на погибель?..»
Видно, людские уложения лишь как-то отражали этот надчеловеческий, надмирный закон. Сверхзакон, сметавший все земные установления, учрежденные ему вопреки. «Бастарды наследуют бастардам», — гласило вековое правило государей Салма, и что же? Именно это правило и погубило герцогский дом…
Эйрар понял наконец причину своих душевных терзаний: кажется, мечта дезериона Люронна об общей воле народа, о единении валькингов и дейлкарлов не противоречила ни одному закону — ни Божьему, ни людскому. «Но как же так?.. — растерянно спросил он себя. — Неужели правы валькинги, а мы, рвущиеся к свободе, не правы? Значит ли все это, что мы подобны вздорным жителям Двенадцатиградья?..»
Окончательно запутавшись, отчаявшись разобраться самостоятельно, Эйрар поднялся, неловко зацепив нависшую ветку — в рукав тотчас протекла струйка мерзко-холодной воды — и отправился разыскивать Мелибоэ, дабы философ облегчил его муки.
В дождливом небе над поляной уже угадывались первые признаки рассвета, но под деревьями было совершенно черно. Пробираясь впотьмах, Эйрар немедленно наступил на лежавшего человека.
— Кто там? — рявкнул тот, вскакивая, и Эйрар узнал карренца Альсандера.
— Не знаю и знать не хочу, где твой Мелибоэ, — продолжал он, когда Эйрар назвался. — Тебе что, делать больше нечего, кроме как бродить по ночам и пинать ногами людей?..
Эйрар сердечно извинился, и Воевода, ворча, улегся досыпать. В это время на другой стороне долины мелькнул огонек: это наконец-то возвратился соглядатай, оставленный на дороге. Он привел разведчиков, ездивших к Вороньей Башне. При свете фонаря со свечкой внутри Эйрар увидел с ними еще человека.
