Анна Клименко - Век золотых роз
«Чтобы я никуда не сбежал», – уныло подумал синх.
– И выполнять все твои желания, – твердо закончила Аль-Мааш.
Потом, чуть помолчав, она тряхнула головой, отчего многочисленные косички рассыпались по плечам.
– Знай, что я одна из самых сильных и ловких женщин степей. И нет того ийлура, который бы не желал…
Синх поморщился. Неужели в намерения Тхо-Ра входило довести своего предсказателя до буйного помешательства?
– Я счастлив, что буду жить с тобой в этом шатре, – оборвал Элхадж ее монолог, – но ты наверняка слышала, что я занимался прорицанием будущего владыки. Это отнимает много сил, и мне бы хотелось немного поспать. В тишине.
Не прошло и несколько минут, как Элхадж уже пожалел о своем желании отдохнуть. Потому что Аль-Мааш поднялась на ноги, оказавшись одного роста с синхом, стянула с него меховую рубашку, хотела избавить и от альсунеи, но Элхадж запротестовал. Затем синх был спеленат в шкуры, как младенец, и уложен у очага.
– Отдыхай, – прошелестел над ухом голос Аль-Мааш.
Последним штрихом послужил мягкий валик, подсунутый под голову, и ийлура исчезла из поля зрения.
В шатре воцарилась тишина, которую нарушало лишь потрескивание сучьев в огне.
«Влип, так влип», – подумал Элхадж и обреченно закрыл глаза.
Разбудил синха запах жарящегося мяса. Он долго щекотал ноздри, заставляя желудок алчно бурчать, пока Элхадж не сдался.
Он нарочито неторопливо сел на своем ложе и огляделся. Так и есть! На плоском камне у огня шипели и подрумянивались бедрышки крупной птицы; Аль-Мааш кружила над ними, подобно степному коршуну, то смазывая жиром, то посыпая мелко искрошенными корешками.
– Да пошлет тебе этот день много радости, – весомо сказала она, – если солнце взошло, то боги не гневаются на смертных…
«Но, похоже, они гневаются на меня», – Элхадж вздохнул, выбрался из шкур и уселся перед очагом.
– Надеюсь, твои силы вернулись, – Аль-Мааш и не думала умолкать, – к тому же ты так и не назвал своего имени.
Синх вздохнул и представился. Нет, наверняка сама Шейнира решила помучить его, ниспослав эту женщину.
– Эл-Хадж, – на ийлурский манер произнесла женщина.
– Нет, просто Элхадж. У нас другие имена…
Аль-Мааш кивнула.
– Я приготовила тебе новую одежду, Эл… Элхадж. А это следует сжечь. Негоже синху владыки ходить в тряпье.
Он только пожал плечами. Похоже, сопротивляться не было смысла. Никакого. И, получив в руки длинную льняную рубаху и огромную, явно с плеча самого владыки, куртку мехом внутрь, пробормотал:
– Может быть, ты оставишь меня одного? Хотя бы пока я не оденусь?
Аль-Мааш окинула его пристальным взглядом, затем лукаво усмехнулась.
– Как ты можешь просить об этом, Элхадж? Я не должна тебя покидать.
Тут синх подумал, что не прочь придушить эту женщину, а владыке мысленно пожелал свалиться где-нибудь со щера.
– Хорошо, – он кивнул, – но мне кажется, что женщине из народа ийлуров не следует…
И тут Аль-Мааш сказала нечто такое, отчего чешуйки на голове Элхаджа встопорщились – признак испуга, крайнего отвращения у синхов.
– Говорят, – в черных глазищах ийлуры отразилось танцующее пламя, – говорят, что синхи неутомимы во время любовных игр. И что соитие может у них длиться часами…
Огорошенный Элхадж невольно попятился. Затем все-таки взял себя в руки и ядовито заметил:
– Но никто не упоминает о том, что синх выбирает себе одну женщину на всю жизнь и никогда не взглянет на другую. А, кроме того, зачастую забывают о том, что те самые любовные игры, о которых ты только что напомнила, есть специальный ритуал, к которому готовятся несколько дней!
Насчет ритуала он, конечно, приврал, но цели своей добился. Аль-Мааш скромно опустила глаза, а затем и вовсе отвернулась. Когда Элхадж переоделся, ийлура поставила перед ним миску с едой, налила в большую чашу воды.
– Я могу покидать шатер? – Он даже нашел в себе силы дружелюбно улыбнуться этой несносной женщине.
Аль-Мааш провела рукой по тщательно выбритой до самой макушки голове, отбросила за спину шаловливые косички.
– Я буду сопровождать тебя, Элхадж, куда бы ты ни шел.
…После завтрака они и правда отправились на прогулку. Аль-Мааш оседлала двух щеров, но, поняв, что Элхадж никогда не ездил верхом, привязала поводья к своему седлу и посоветовала просто крепче держаться. Сама ийлура держалась в седле великолепно, с истинно королевским величием, и синх прекрасно видел, как смотрят на нее суровые степные воины. Он хотел было попросить подъехать поближе к шатру, где могли держать Дар-Теена, но не стал. В конце концов пусть думают, что он смирился со своей участью, а там будет видно.
«К тому же – на кой тебе сдался Дар-Теен? У вас разные пути, у тебя лежит к Храму, а его дорога… Гм… Впрочем, разве тебе не все равно?»
Когда стойбище скрылось за холмом с лысой макушкой, Аль-Мааш пустила щеров шагом, а затем и вовсе спешилась.
– Пойдем, разомнешь ноги. А сбежать даже не пытайся, – ийлура выразительно похлопала по кинжалу на поясе, – не забывай, что я – одна из самых ловких и сильных женщин.
– Помню об этом постоянно.
Элхадж неловко спрыгнул на снег, поправил куртку – слишком широкая, она то и дело сползала то на одно плечо, то на другое.
Аль-Мааш ткнула хлыстом в направлении ближайшего холма, и они пошли. Потом Элхадж предложил взобраться на вершину, ийлура не стала возражать, не видя в этом ничего настораживающего. Щеров оставили внизу, потому что, как объяснила Аль-Мааш, зеленые твари были далеко не столь глупыми, как порой о них говорят. Обученный щер всегда будет ждать хозяина и с места не сдвинется – ну, разве что только на него нападет какой-нибудь крупный хищник…
– Хотя щер сам кого угодно загрызет, – добавила она и тут же поинтересовалась: – Скажи, Элхадж… А про ритуал – это ты правду сказал?
Синх пожал плечами.
– Чего ты хочешь, Аль-Мааш? Ведь тебя жаждет заполучить полстойбища?
Кажется, она даже чуть-чуть покраснела, или это ветер подрумянил щеки.
– Зачем я тебе? – с ухмылкой повторил Элхадж. – Вы же ненавидите синхов!
Аль-Мааш неопределенно передернула плечами, окинула взглядом возвышающийся холм. А потом, сладко улыбнувшись, протянула:
– Мне любопытно, правда ли то, что говорят.
– И ты, конечно, готова проверить?.. – Он мотнул головой. – Я не понимаю. Хоть режь меня на куски, не понимаю.
Ийлура вздохнула, кивнула на вершину.
– Пойдем, Элхадж.
…Остаток пути проделали молча. Элхадж – потому что задыхался с непривычки, а ийлура – наверное, потому, что обдумывала собственные планы по завоеванию упрямого синха. Но – великая Шейнира! – стоило обливаться потом и хватать ртом уже по-весеннему теплый воздух только ради того, чтобы оказаться высоко над равниной и увидеть темную полоску на горизонте.
