Джон Майерс - Серебряный Вихор
— Мои партнеры в этом не сомневаются. — Он позвенел монетами в кармане. — Тут тебе не мелочишка медяками. Чистое золото, приятель. А где Луций?
Ухмыльнувшись, я пододвинул Голиасу нетронутый стакан Джонса. Наши похождения казались мне все более забавными.
— Он пробует стать совой.
— Чего ради?
— Собирается порхать над домами и заглядывать по вечерам в окна.
— Хм. Если у него получится, то нам это очень пригодится.
Деловой тон Голиаса меня не устраивал.
— Черт побери! Да его просто-напросто разыграла парочка шарлатанов. Мошенники надули его, чтобы прикарманить кольцо. Кольцо стоит приличного состояния. Один из них прикидывался спецом по медицине. Делал вид, что нуждается в золоте и рубинах для алхимических опытов.
— Так-так. — Голиас, к моему удовлетворению, насторожился. — И где же вы откопали этого алхимика?
— Парень, назвавшийся капитаном Фейсом, подкатился к Луцию в баре и…
— Фейс? — Голиас залпом допил бренди и вскочил с места. — Надо бы посмотреть, как там Джонс.
Обогнав меня, он взбежал по лестнице через две ступеньки и бросился по коридору к нашей комнате. За дверью кто-то шаркал и всхрапывал. Мы ворвались в комнату.
Одежда Джонса второпях была раскидана повсюду, но владелец ее исчез. Единственным обитателем комнаты был осел. Мы остолбенели. Осел, безуспешно подражая уханью совы, прохрипел двадцать один раз, а затем принялся кружиться. Я следил за ним со все возрастающим ужасом. Наконец осел, кончив вертеться, замер на месте, но ничего не произошло.
— Расколдоваться не получается, — простонал я. — Боже милостивый! Голиас! Что же нам теперь делать?
17. У Джонса появляются поклонницы
Приходилось ли вам видеть осла в истерике? Наконец до Джонса дошло, что он не сумеет превратиться в человека. Тут-то он и выказал свой ослиный норов: принялся скакать, взбрыкивать и метаться из стороны в сторону, в надежде сбросить ненавистную шкуру. А потом, растопырив все четыре конечности, оглушительно заревел. Я был в ужасе что скажет хозяин гостиницы? Но Голиас не растерялся.
— Спокойнее, Луций! — приказал он. — Как-нибудь вывернемся. Погоди немного.
Джонс попытался заговорить, и мы вновь услышали скорбный рев.
— Прекрати сейчас же! — оборвал его Голиас. — Иначе нас возьмут под стражу, тебя конфискуют, и тогда навек останешься ослом.
В коридоре хлопнула одна, вторая дверь. Послышались встревоженные возгласы. К счастью, никто не понял, где ревел осел. Луций (бедняга дрожал всем телом) умолк.
— Вот-вот. Полегче, приятель. — Голиас потрепал ему холку. — Итак, Шендон, капитан Фейс? Этакий темноволосый, бородатый весельчак?
— Совершенно верно.
— Знаю этих жуликов. Они подсовывают простофилям всякие снадобья, которые берут неизвестно откуда. К чему это приведет, их не заботит. Но я накручу им хвосты. Пусть добудут противоядие у того самого чародея, который изобрел эту мазь. Отведи меня к ним.
— Да я хоть сто лет проищу их дом — ни за что не найду. А ты? — спросил я у Джонса. Я не вполне был уверен, поймет ли он меня, но осел покачал головой. — Видишь ли, — объяснил я Голиасу. — Фейс вел нас в темноте окольными путями. А может, ты сам вспомнишь, где они живут? Ты ведь когда-то имел дело с этими гнидами.
Но Голиас также печально покачал головой.
— Слишком много лет прошло с тех пор, как я заглядывал в их логово. Вдобавок, я думаю, они постоянно кочуют с места на место. А теперь, отхватив такой куш, наверняка залегли на дно. Бесполезно охотиться за ними, высматривая на улицах. Ну и круто же они нас обставили!
Голиас был удручен, а я и вовсе не видел выхода. И Луций, похоже, отчаялся. Уши его опустились, и он горестно вздохнул. Но вздох его так мало походил на человеческий, что я был потрясен до глубины души.
— Что-нибудь можно предпринять? — спросил я у Голиаса еле слышным шепотом, на случай, если ответ будет отрицательным. — Может, забрать его отсюда куда-нибудь? Помнишь, как ты забрал меня с Эи.
И снова Голиас покачал головой.
— Чары той волшебницы опасны только на ее острове. Но действие мази, скорее всего, постоянно. И Луций останется в ослиной шкуре, куда бы мы его ни повели.
— А не обратиться ли нам за помощью к другому алхимику?
— Бесполезно. Никто не знает состава мази, кроме ученого, который ее приготовил. И потому никто не подскажет нам, каково обратное средство. — Голиас вздохнул. — Нам ничего не остается, как… Нет, сначала следует отправить письмо отцу леди Гермионы. Я напишу его, прежде чем ложиться спать. Возможно, родственники ей помогут, а мы займемся спасением Луция.
— Ты веришь, что им удастся вырвать ее из лап Равана? Ведь на его стороне сам король. — Я спросил так, вспомнив о письме Гермионы. Сама девушка не слишком надеялась на помощь родни.
— Возможно, что и удастся. Семья принадлежит к древнему роду, имеет связи со многими влиятельными лицами. Если поднимется шум, что девушку до брака насильно содержат взаперти, Джамшид вынужден будет вмешаться.
— А чем займемся мы?
— Пойдем к Оракулу. Там мы узнаем все. Но путешествие будет долгим. Дон Родриго, наверное, вернется раньше нас.
Я сделал кислую мину.
— Луцию навряд ли захочется уходить отсюда. Кто с ним поговорит — ты или я?
Нам удалось убедить Джонса, что просить совета у Оракула — единственный выход из положения. Но тут перед нами возникли новые трудности, связанные с превращением Луция. Прежде всего мы не знали, где его держать.
— Навряд ли хозяева позволят нам держать ишака в номере, — пробормотал я, — и потом, чем его кормить?
— Да, вопрос не из легких, ты прав.
Голиас покосился на Луция, который, моргая, смотрел на себя в зеркало. В нем отражался крутобокий осел с темно-коричневой шкурой, за исключением белого сердечка на левом плече. Видимо, у Джонса-человека на этом месте темнело родимое пятно.
— Надо бы ночью потихоньку перевести его в стойло. Днем можно нарваться на неприятности.
Я, хоть и помалкивал, но втайне был рад предложению Голиаса. Навряд ли бы я уснул, слушая, как Луций печально разгуливает по комнате. К счастью, он согласился, чтобы мы отвели его в конюшню. Заминка была в том, как это осуществить. Он разучился ходить по лестнице, и нам едва ли не на себе пришлось тащить его вниз.
Засидевшиеся выпивохи, казалось, привыкли видеть ослов, разгуливающих по обеденной зале. Но лакей не был настроен столь философски. Пришлось его подмазать, дабы он снисходительно выслушал уклончивые объяснения Голиаса по поводу друзей, чье чувство юмора оставляет желать лучшего: мол, эти озорники и привели осла к нам в комнату.
Препоручив Луция конюшему, мы наказали ему ни в коем случае не оскорблять животное. Нервы у обоих нас были на пределе — и пришлось снять стресс неразбавленным виски. Голиас написал письмо родным Гермионы, а я отправился спать. Я не спал уже около сорока часов, и это оказалось на руку. Только безмерная усталость могла заставить меня сомкнуть глаза.
