Алексей Молокин - Злое железо
Наконец сборы были закончены, и мы, даже не присев на дорожку, вышли из ворот. Оставшиеся на даче братки деловито утрамбовывали землю на том месте, где была зарыта Гонзикова тачка и прочие железные предметы, ножи, стволы и мои струны.
Мы не стали заходить в город, а сразу свернули в сторону реки, углубились в густой низкорослый подлесок, поднялись на невысокий холм, после чего местность стала понижаться, и потянуло речными запахами. Вообще весной река пахнет в основном талым снегом и немного горьковатыми ивовыми листьями. Не знаю, почему так, но вот так оно и есть. В прибрежном лесочке кое-где сохранился дырчатый, испачканный черным снег, хотя на полянах сквозь спрессованную зимними снегопадами прелую листву пробивалась тоненькая зеленая травка.
Город остался где-то справа, оттуда время от времени слышались какие-то скрипы, невнятные трески, хотя вообще-то было непривычно тихо. Не громыхали по мосту поезда, не шумели автомобили, даже пушки на крышуемом Димсоном заводе перестали реветь. Железо уже перестало служить людям во благо, но еще не пробудилось для служения во зло.
Я шел не торопясь, стараясь ступать след в след Гизеле и попадать в ногу с ней, почему-то мне это показалось забавным. Наконец госпожа Арней обернулась и недовольно бросила:
– Прекрати сейчас же, Авдей! Прекрати, мне неприятно!
И чего это она? Однако я послушно отступил в сторону, сбил шаг и пошел немного сбоку, так, чтобы никому не было неприятно. Хотя психи они здесь все – это точно! А госпожа Арней, похоже, к тому же еще и порядочная стерва. Если стерва вообще может быть порядочной.
Наконец за расступившимися деревьями показалась темная, недавно сбросившая лед река. От воды тянуло холодом, мелкие ржавые водовороты крутились вокруг плывущих вниз по течению коряг. На узкой полосе песка у самой воды неопрятно белели грязноватые подсыхающие клочья. Река была похожа на загнанную лошадь, роняющую пену на обочины.
Размеренно вышагивающий впереди Гонзик остановился и присел на корточки.
– Этап, стой! Всем отдыхать, можно оправиться, мальчики налево, девочки направо, – почти весело скомандовал он, со вкусом закуривая.
Мы остановились на небольшой полянке и стали устраиваться, кто как мог. Костя быстренько отыскал пару бревен, на которых и разместились спиной друг к другу наши очаровательные дамы. За весь сегодняшний день они и словом не перемолвились. Кстати, и со мной тоже, не считая оклика Гизелы. Как будто я был в чем-то перед ними виноват. Имя изумительной красоты брюнетки, приехавшей с Костей, я узнал от нашего героя. «Ее зовут Гизела, – шепотом сообщил мне наш командир. – Ты смотри не вздумай к ней того… приставать, имей в виду, она этого не любит».
Похоже, кое-кто тоже был против моего возможного приставания к прекрасной магистке, но мне это было все равно. Я уже говорил, что барды из всех женщин предпочитают кухарок и домработниц. Как для тела, так и для души.
Я, конечно, сделал вид, будто ничего не понял, но на всякий случай решил держаться в сторонке, вдруг кто-нибудь обидится? А тут еще Люта смотрит как-то не так, особенно смотрит, насквозь. Неужели ревнует? Вот и поди их пойми, ну да ладно…
– Долго стоять будем? – спросил я Костю, раскуривавшего свою неизменную сигару. Откуда он их берет? У него что, целый ящик за пазухой?
– Пока богун не придет, – пожал плечами наш браток-герой. – Без богуна мы, чего доброго, заблудимся, да и он с нами неспроста собрался, так что давай отдыхай, пока будем ждать Левона.
Я отыскал подходящий пенек, уселся и расчехлил гитару, чтобы настроить и хоть немного опробовать ее с богунскими струнами. Ненавижу, когда инструмент не настроен. Словно, простите, ширинка расстегнула, так же неловко.
Аккорд вроде бы подобрался правильно, струны все, кроме одной, верхней, не дребезжали, только в отличие от стальных немного вытягивались при настройке, поэтому подстраивать пришлось несколько раз, понемногу выбирая по четверти тона и добиваясь стройного звучания. Еще сутки струны будут вытягиваться, пока не «станут», тогда надо будет подстроить еще раз. Только после этого гитара может считаться окончательно настроенной.
Я взял несколько аккордов, потом попробовал сыграть начало «Молитвы святой Гертруде, покровительнице бродяг», там довольно мощное инструментальное вступление, – получилось, хотя гитара звучала как-то непривычно, было в ее звуке нечто дремучее, языческое, словно и не гитара была у меня в руках, а какая-нибудь древняя арфа. И сам я был не современным городским бардом, распевающим разнообразные песенки на бытовую тему и, к собственному удивлению, иногда умеющий играть дороги, а древним скальдом. Мне бы гусли, да кудри сивые до плеч, да еще какого-нибудь славного конунга в покровители, вот тогда бы я посмотрел на наших женщин! Впрочем, их, кажется, и без гуслей проняло, да еще как!
Я заметил, как при первых глубоких, почти органных звуках вступления Люта с Гизелой вздрогнули, музыка словно насильно разворачивала их лицами друг к другу, но женщины удержались, да так и остались вполоборота, потом Костя решительно положил ладонь на струны, прервав музыку.
– Осторожнее, бард, – тихо сказал он. – Думай, что делаешь!
Я вздохнул и убрал гитару в кофр. Вот тебе и пикничок, и поиграть-то толком нельзя. А что же тогда можно, интересно спросить?
В это время в подлеске раздался треск ломающихся веток, и на поляну вывалился небольшого роста человек в перепачканной глиной милицейской форме с погонами старшего сержанта и совершенно безумными глазами. Фуражки на человеке не было, в одной руке он неловко сжимал табельный пистолет с забитым глиной стволом. Человек с трудом поднялся с четверенек и поднял свое оружие.
Костя сделал незаметное движение, и пистолет с громким бульком исчез на дне реки. Гонзик наладился было отправить незваного попутчика вслед за его табельным оружием, но тот неожиданно для всех рухнул на колени перед магисткой и мертвой хваткой вцепился в высокий шнурованный ботинок.
– Верните мне будущее, госпожа, – рыдающим голосом взмолился человек. – Верните, прошу вас! Что вам стоит!
Человек был явно не в себе.
– Чижик-Пыжик? – удивленно и, как мне показалось, немного брезгливо спросила госпожа Арней. – Как ты меня отыскал? И зачем?
– Будущее, – не унимался старший сержант. – Я не хочу без него, я уйду из ментовки и снова начну заниматься физикой или, если хотите, дворником устроюсь, только верните мне будущее, госпожа магистка!
Мне этот тип был совершенно незнаком, Люте, похоже, тоже. А вот Костя и Гизела вроде встречались с ним раньше, особенно Гизела – ишь, еще немного – и покраснеет наша магистка неприступная. Вот тебе и порода. Надо же, «Чижик-пыжик»! Порода, значит, породой, а природа – природой.
