Пэт Ходжилл - Маска бога
Теперь уже немало лунатиков стало нагонять команду, число их росло, людской поток лился, как талые воды с гор. Все они текли к главной площади Рестомира. Огромное открытое пространство и так уже было заполнено народом — мужчинами, женщинами, детьми. Все двигались как один человек, словно повторяя движения какого-то странного танца. Если поворачивался один — крутились все; если один всплескивал руками — тысяча рук повторяла жест. Выражение спящих лиц менялось мгновенно, будто ветер колыхал гладь пруда: гнев, высокомерие и что-то очень похожее на страх.
Некоторые гримасничали, глотая буквы, другие бормотали, так что вся площадь гудела.
— Ждите здесь, — прошептала Норф.
Прежде чем Шип смогла ее остановить, Джейм скользнула в толпу и начала протискиваться через нее, очевидно разыскивая спящего говоруна, наиболее отчетливо произносящего слова. Никто не обращал на нее никакого внимания. Тем не менее люди становились все возбужденнее. Теперь создавалось впечатление, что каждый из них кружит, обходя что-то или кого-то. Норф, пятясь по-рачьи, шла перед высоким крепким кендаром, возможно, чтобы лучше его слышать. Тысяча рук резко и внезапно взмахнула, отвешивая жестокую пощечину, но лишь одна достигла цели.
Шип выругалась. Нырнув следом, она подхватила высокорожденную, вытащив ее из-под ноги кендара, занесенной, как и тысяча остальных, чтобы пнуть пустой воздух. У края площади кадет прислонила леди к стене.
— Ты слышала тот крик? — ошеломленно спросила та.
— Нет, леди. Ты не издала ни звука. — Внимание Шип заострилось. — У тебя кровь. Лекарь…
— Нет! — Норф выпрямилась, поспешно утерев лицо рукавом. — Пустяки. Со мной все в порядке.
На площади спящие споткнулись и на секунду застыли, стараясь удержать равновесие, качаясь на носочках. Смотреть на эти машущие, как крылья ветряной мельницы, руки было бы смешно, если бы не этот внезапный ужас на лицах.
— Так плохо никогда не было, — пробормотала Шип. — Никогда. Что же, во имя Порога, пьет милорд?
— Может, все дело в том, что он пил, — задохнувшись, сказала Норф. — Проклятие. Идем.
Глава 3
Покидая площадь, Джейм все еще безмолвно ругала себя. Похоже, что связь между лордом и кендарами так туго натянулась сейчас, что бедные люди, ввергнутые в оцепенение неумеренностью Калдана, бессознательно повторяют его действия и шепчут его мысли. Если так, значит, хвастун и драчун Калдан внезапно до тошноты испугался чего-то. И он срывает злость на несчастном бастарде, чей крик она так отчетливо слышала, пусть никто больше его и не уловил. Это Серода поносит и избивает Калдан, она почти уверена… потому что лорд не может добраться до новой хозяйки южанина? Может ли все это быть последствием маленькой шутки, которую она сыграла с Каинроном в шатре у Водопадов?
Они добрались до рукавов реки, рвом окружающих замок. Мимо тащилось много кендаров, но никто из них больше не пытался поднять тревогу. Двое застыли в неуклюжих позах на посту у моста. Один видел приближающуюся группу, но ничего не говорил, возможно потому что больше не мог. Другой был мертв. Шип отдала честь обоим.
— Сюда, — сказала она и повела свой маленький отряд по мосту и вокруг, к маленькой двери, открывающейся прямо вовнутрь насыпи.
Кадеты спустились по наклонной дороге, выложенной запотевшими, сочащимися влагой камнями. В стенах виднелись двери. От сырого, затхлого воздуха защипало в носу Джейм, а Жур расчихался. Подножие пандуса тонуло в черной воде, плещущейся о скользкие от водорослей косяки.
— Здесь. — Кендар толкнула плечом последнюю незатопленную дверь.
Скрип проржавевших петель заставил Джейм вздрогнуть, но стражники не появились. Коридор с прочными дверями уходил вдаль и там, изгибаясь, терялся из виду. Кендары выжидающе смотрели на Джейм. Но все, что она помнила из сна о тюрьме Серода, был запах разложения и голос Калдана, эхом отражающийся от каменных стен.
Теперь от милорда ни звука, а они наверняка были бы, если бы он все еще пинал Серода, гоняя его по камере. Она ошибается или они оба де-то в другом месте?
— Надо искать, — сказала Джейм. — Большое тут помещение?
— На этом уровне около двух сотен камер, открывающихся в несколько концентрических коридоров, таких как этот. Из одного зала в другой проходишь короткими переходами, которые служат еще и комнатами охранников. Над этим еще как минимум дюжина уровней, поднимающихся вверх внутри кургана. А ниже — кто знает.
О бог!
— Тогда придется разделиться.
— Леди, ты уверена?
Джейм вздохнула:
— Не всегда и почти ни в чем.
Но она не отказалась от «охоты» — к удовольствию кадетов и досаде их командира. Той пришлось разбить всех по парам и самой идти с Рутой. Остались два высокорожденных. После столкновения с пугалами-призраками Киндри ни разу не заговорил. Джейм сомневалась, думает ли он вообще о чем-нибудь, — ну да мысли сейчас к добру не приведут.
Жур обнюхивал коридор. К сожалению, они с Серодом никогда не встречались, а у Джейм не было ни клочка одежды шпиона. Но она помнила тот кисловатый запах его кожи. Барс дважды чихнул и рысцой побежал из зала. Джейм — за ним. Киндри тащился следом.
Кривые залы сменяли друг друга, множились цифры на пронумерованных дверях. Вся подземная тюрьма, казалось, пустовала. Калдан, должно быть, очистил ее от узников прошлой зимой и еще не успел возобновить запасы пленников и стражников. Кадеты принялись перекликаться, аукаясь, словно это была игра. Железный Шип наверняка негодует. Но они теперь не стоят у Джейм на пути — то, чего она и добивалась, разделяя их. Чем меньше свидетелей их первой встречи с Серодом, тем лучше.
Однако в темнице, к которой привел Жур, никого не было.
«Проклятие», — подумала Джейм, стоя в центре клетушки. И что теперь?
Конечно, была тонкая ниточка контакта, которая еще тогда, в Готрегоре, предупредила, что слуга в беде. С тех пор она к ней не прикасалась. Все-таки одно дело делиться чувствами с Журом и совсем другое — с маленьким замарашкой-полукровкой, которого едва знаешь. Угу.
«Не будь такой брезгливой, — резко оборвала она себя. — Зачем ты пришла сюда, если не спасти его? — Перед глазами всплыло худое лицо Серода. — Где ты? — безмолвно спросила она его. — Что ты видишь? Что чувствуешь?»
Боль. Страшная, грубая, выворачивает плечи, сверлит плоть, защемляет кожу на горле… Трудно дышать. Под ногами — ничего, пустота, бездна… Но сбоку колышутся, наблюдая, два лица, больные глаза юного кендара на заднем плане, которые затмевает злорадствующая полная луна Каинрона: «…говорил, что придумаю кое-что особенное. Теперь попляши-ка, марионеточка, попляши…»
