Абрахам Меррит - Лик в бездне
Женщина-Змея прекратила раскачивания, вытянутое колонной тело упало и свернулось кольцами. Она оперлась твердым подбородком о плечо Суарры. Ее фиолетовые глаза, уже не холодные, не сверкающие, насмешливо рассматривали Грейдона.
— Словно драка зверей! — вслух размышляла она. — Полагаю, что во мне, должно быть, есть, в конце концов, что-то человеческое — получить такое наслаждение от того удара и от вида лица Ластру! Грейдон, впервые за многие столетия ты рассеял мою скуку.
Она сделал паузу и улыбнулась ему.
— Я могла бы убить его, — сказала она. — Это избавило бы от многих затруднений и, вероятно, спасло бы много жизней, но тогда бы у него не хватило времени ни погоревать над своей исчезнувшей красотой, ни посокрушаться, тщетно пытаясь восстановить ее. О нет, даже ценой многих жизней я не могла бы отказаться от этого. А-ах! — Она зевнула. — Впервые за много столетий я хочу спать.
Суарра наклонилась над краем алькова. Зазвенел золотой колокольчик.
Дверь открылась, и в нее вошли четыре миловидные индианки, несущие устланные подушками носилки. Они поставили носилки рядом с Женщиной-Змеей и застыли в ожидании. Руки их были скрещены на груди, головы склонены.
Женщина-Змея качнулась к ним и остановилась.
— Суарра, — сказала она, — проследи, чтобы Хаону, Ригеру и остальным были показаны их покои. Проследи, чтобы о них хорошо позаботились. Грейдон, останься здесь, со мной!
Хаон и его товарищи снова преклонили перед нею колени, затем, сопровождаемые Суаррой, вышли в открывшиеся двери.
Грейдон остался с Матерью. Она молчала, глубоко погруженная в размышления.
Наконец она взглянула на него.
— То, что я велела передать Нимиру, хвастовство, — сказала она. — Я не так уж уверена в результате, как кажется, мой Грейдон. Ты натолкнул меня на некоторые новые мысли. Однако у этого крадущегося Зла тоже появятся основания кое о чем поразмыслить, помимо его козней. Вероятно.
Она замолчала, и молчала до тех пор, пока не вернулась Суарра. Тогда она выскользнула из своего гнезда, резким толчком переместила на подушки свое тело, а потом медленно втянула на них мерцающие кольца. Мгновение она лежала там неподвижно, подперев подбородок крошечными руками и глядя на Суарру и Грейдона.
— Пожелай ему спокойной ночи и поцелуй его, дочь, — сказала она. — Он в безопасности и сможет хорошо отдохнуть.
Суарра запрокинула голову, подставив Грейдону свои губы.
— Подойди сюда, Грейдон.
Женщина-Змея рассмеялась и, когда он приблизился, взяла в ладони его щеки и тоже поцеловала его.
— Какая пропасть между нами! — Она покачала головой. — А мост через нее — три удара, нанесенные человеку, которого я ненавижу. Да, дочь, в конце концов — я женщина!
Женщины подняли носилки и направились к выходу в сопровождении Суарры. Из двери вышли два одетых в голубые юбки эмера. С низким поклоном они пригласили Грейдона следовать за ними.
Грейдон поднялся. Мать помахала ему рукой. Суарра послала ему воздушный поцелуй, и они скрылись.
Грейдон пошел вслед за индейцами.
Проходя мимо красного трона, он заметил на нем человека. Скорчившаяся фигура человека была укутана в украшенную кистями красно-желтую мантию.
Повелитель Глупости! Грейдон не видел, как он вошел. Сколько же он сидел там?
Грейдон остановился. Повелитель Глупости смотрел на него веселыми молодыми глазами. Он вытянул длинную белую руку и коснулся ею лба Грейдона. При этом прикосновении Грейдон почувствовал, что замешательство оставило его. Вместо замешательства появилось беззаботное и уютное ощущение, что, несмотря на то что в этом мире все обстоит, казалось бы, абсолютно неправильно, все полностью правильно и превосходно. Он расхохотался в эти веселые и озорные глаза.
— Добро пожаловать, сын!
Повелитель Глупости засмеялся.
Один из индейцев коснулся руки Грейдона. Когда он снова взглянул на красный трон, тот был пуст.
Сопровождаемый индейцами, Грейдон вышел в дверь. Они рровели его в тускло освещенную комнату. Стены комнаты были в паутиновых занавесях, в центре находилось широкое доже. На маленьком, слоновой кости столе были хлеб, фрукты и светлое вино.
После того как он поел, индейцы сняли с него кольчугу и раздели донага. Потом они принесли выточенный из кристалла таз и вымыли Грейдона. Они массировали его и растирали каким-то маслом, потом завернули в шелковую мантию и уложили в кровать.
— Добро пожаловать, сын! — пробормотал Грейдон, засыпая. — Сын? Что он хотел этим сказать?
По-прежнему не понимая, он захрапел.
Глава 20
Мудрость Матери Змей
Было уже позднее утро следующего дня, когда к Грейдону пришли эмеры и сообщили, что его ждет Мать Змей.
Проснувшись, он обнаружил, что от дверей за ним наблюдают Хаон и Ригер.
Ригер по-прежнему был все еще в своей черной одежде, но Хаон переменил желтый цвет Братства на голубой цвет Женщины-Змеи. Поднявшись, Грейдон обнаружил на скамье возле ложа такое же одеяние. Он одел длинную широкую блузу, плотно облегавшие ноги штаны и доходящие до бедер сапоги из мягкой кожи без каблуков.
Одежда показалась ему до такой степени впору, что сделалось любопытно — кто же приходил к нему ночью, чтобы снять с него мерку?
На скамье лежал золотой обруч, но Грейдон не взял его. После следующего колебания он засунул свой автоматический пистолет за складку широкого пояса.
Дополняла наряд застегнутая на плечах золотыми петлями шелковая голубая мантия. Грейдону почудилось, что он, пожалуй, собирается на маскарад, а маскарад он всегда ненавидел. Но больше одеть было нечего: кольчуга исчезла, а его собственная одежда осталась в разгромленном убежище.
Завтракая вместе с Хаоном и Ригером, он заметил, что Хаон ел неохотно, его красивое лицо выглядело изможденным, глаза грустными. Жизнерадостности Ригера тоже поубавилось — то ли из сочувствия Хаону, то ли по какой-то другой причине. Никто из них и словом не упомянул о его драке с Ластру. Это вызвало у него удивление и досаду. Один раз он сам подвел разговор к этой теме Хаон глянул на него с раздражением и отвращением, а Ригер увещевающе пнул его под столом.
Еда показалась Грейдону невкусной, кроме того, на него подействовало поведение Хаона. Ригер и Хаон собрались уходить. Грейдон хотел было составить им компанию, но гигант грубовато сказал, что ему лучше оставаться там, где он находится, что Мать наверняка пошлет за ним, что она подчинила всех своих воинов под команду его и Хаона и что, обучая их, они будут очень заняты. Через несколько минут он вернулся уже один.
