Е. Кочешкова - Шут
— Лекарь не велел ей работать несколько дней. У нее опять неладно с сердцем.
— С сердцем? Разве она больна? — Шут удивленно хлопнул ресницами.
— А вы не знали?
— Нет… — он сел на ближайший табурет и с тревогой уставился на свою собеседницу. Сам Шут, как и все молодые люди, редко вспоминал, что такое настоящие болезни, и еще реже задумывался о здоровье других.
— Это давно уже… — молодая женщина вздохнула. — А намедни ей что-то совсем нехорошо стало, прямо тут, в мастерской… Господин Архан сказал, что мадам Сирень нужно отдохнуть несколько дней.
— Понятно… — Шут растерянно крутил бубенчик на отвороте куртки. — А… где я могу найти ее? — он знал, что мадам Сирень живет где-то во Внутреннем Городе. Но где именно?
— Небольшой дом сразу за лавкой сладостей, — да, как и все дворцовые лакомки, он прекрасно знал эту чудную кондитерскую, где всегда можно было найти самые восхитительные во всей Золотой пирожные и конфеты.
Шут поблагодарил швею, и оставил мастерскую, подарив женщине на прощанье ободряющую улыбку. Очень уж она была печальна…
По дороге к дому Госпожи Иголки Шут со смутной тоской думал о том, как на самом деле хрупка человеческая жизнь. Как многое можно не успеть сделать и сказать… Поначалу он собирался просто поблагодарить портниху за новый костюм, но теперь понял, что давно уже хотел поговорить с ней… не сражаться словами, как это бывало обычно, а узнать наконец, откуда же у этой женщины такой удивительный талант. Быть может, и она по-своему наделена Силой?
Нужный дом он приметил сразу, но перед тем как направиться к нему, заглянул в кондитерскую. Шут не знал, любит ли мадам Сирень пирожные, однако полагал, что как и все женщины, она должна обрадоваться такому гостинцу.
Уже стоя у дверей портнихиного дома, он вдруг сильно оробел, испугался, что его визит может оказаться вовсе не желанным, но, пересилив сомнения, все же дернул шнурок звонка.
Открыла ему сама хозяйка. Вопреки опасениям Шута, выглядела она вполне бодро и даже боевито, как будто только что задала трепку кому-то из домашних. Однако при виде гостя словно растерялась, взглянула на него с неподдельным изумлением.
— Патрик? Это какими же судьбами?
Шут широко ухмыльнулся, пряча за бравадой смущение, и протянул мадам Сирень свой скромный подарок.
— Да вот… Узнал, что вы захворали… Решил заглянуть.
— Чудно, — промолвила она, все еще не скрывая удивления, — Вот уж кого-кого, а тебя, господин насмешник, увидеть не ожидала, — портниха посторонилась, пропуская его в дом.
Шут вошел и замялся у двери, не зная, куда себя девать.
— Чего это ты заскромничал вдруг? — продолжала удивляться мадам Сирень. — Проходи давай. Плащ на вешалку повесь. Коль уж принес сладости, пойду согрею чай, а то вон какой тощий опять. Не успевает тебя матушка Тарна откормить…
Пока хозяйка гремела посудой на кухне, Шут с любопытством оглядывал ее скромное, но столь же уютное, как и мастерская, жилище. Стены маленькой гостиной были щедро украшены вышивками, а мебель — кружевными салфетками. И все выглядело так аккуратно… только вот посреди комнаты высилась кучка глиняных осколков. Не иначе, как тут что-то разбили несколько минут назад.
— А ты правда принес конфет? — услышал Шут веселый тонкий голосок и обернувшись увидел, как в щелку из-за двери соседней комнаты на него смотрят два лукавых синих глаза.
— Правда, — ответил Шут, расплываясь в улыбке. — Иди сюда, познакомимся.
— Не… я потом… — щель, была узкая, но Шуту удалось рассмотреть синеглазого сладкоежку: это оказался мальчишка, едва ли старше четырех лет, пухлощекий, но худенький, со светлыми льняными волосами. — Меня бабушка поймает и трепку задаст… Я разбил кружку, — важно сообщил он гостю.
— А! Выбрался? Плюшек, небось захотел? — мадам Сирень усмехаясь вошла в гостиную с подносом, на котором уже стояли, дымясь кипятком, пузатые глиняные чашки. Такие же, как та, осколки которой лежали на полу. — Это внук мой. Слент. Тот еще выдумщик… Почуял, видать, родственную душу. Иди уж сюда, — позвала она мальчика. — Дам тебе пирожных, хоть и не следовало бы…
Спустя несколько минут они уже сидели втроем за небольшим круглым столом, накрытым кружевной белой скатертью и Шут с огромным интересом слушал историю о том, как мадам Сирень стала Госпожой Иголкой. Он так и не спросил ее про Силу, без того понял, что портниха ею обладала. Сила ее была не такая, как у лекарей, но все-таки схожая. Мадам Сирень, за глаза называемая колдуньей, как оказалось, вовсе не скрывала, что умеет чувствовать людей особым образом. Но она сразу же сказала, что объяснить это едва ли сумеет.
— Я — швея, Патрик, а не поэт. Видеть вижу, а передать словами… нет… мне проще сшить что-нибудь. Каждый мой наряд — рассказ о человеке. Более правдивый, чем любые речи. Только я никогда не понимала людей, которые завидуют мне… они думают — у меня просто талант. Не знают, что значит видеть суть заказчика… А это порой вовсе не так радостно, как им кажется. Кабы не этот дар, не пришлось бы и сердечные капли принимать… Впрочем, я не жалею, что он мне достался. — Мадам Сирень утерла салфеткой перепачканную кремом мордашку внука. — А ты заходи еще, Патрик, если захочешь. Вон как Слент на тебя смотрит, понравился ты ему, — она улыбнулась печально. — Отца-то у парнишки нет, погиб мой сын вместе с женой… А ребенку мужской ласки не достает… — женщина горестно качнула головой. — Ох, война еще эта окаянная… сколько молодых унесет…
12
Война началась через два дня. Рано утром, когда еще даже повара не приступили к своим делам, раздался тревожный сигнал боевых рогов — в бледном свете луны дозорные из Уступов увидели паруса и по сигнальной цепочке передали весть в Золотую…
Флот Руальда был невелик — потребность защищать королевство с моря отпала уже давно. Зато наземная армия стараниями принцессы тайкуров имела теперь внушительные размеры. Посему было решено позволить врагам беспрепятственно войти в гавань и атаковать их непосредственно на берегу. Генерал армии Закатного Края и его военные стратеги рассчитали, что высадка противника должна быть спланирована в районе деревушки Уступы. Дно там глубокое почти до самого берега, а королевский тракт совсем рядом — рукой подать. Сутки перехода — и армия в Золотой. Именно так рассуждал бы любой на месте короля Белых Островов. Именно к Уступам был выслан один из передовых отрядов.
Шут проснулся от первых же звуков, возвестивших боевую тревогу. Он широко распахнул глаза и сразу же почувствовал, как торопливо застучало сердце. Стремительно сорвавшись с кровати, кое-как натянув штаны и рубаху, он выскочил в коридор. Двери других покоев распахивались одна за другой — испуганные люди желали удостовериться, что им пока еще ничего не грозит. В основном крыло дворца, где жил Шут населяли неродовитые, но уважаемые при дворе господа вроде казначея, библиотекаря, музыкантов и писарей. Все они были так же далеки от военных дел, как и он сам.
