Андрей Руб - Камешек в сапоге
— Обращаться к олу Наместнику исключительно — «Ваша Сиятельство». Теперь кивни — если понял.
Полузадушенный мужик кивнул и наконец-то отпустил ручки кресла. Оно тут же с грохотом покатилось по земле.
— В его присутствии только — стоять! Понял?! Кивни!
Опять кивок. После чего Малыш жизнерадостно отбрасывает его тушку в сторону. Едва он «отпустил» тело, как пара телохранителей выхватывает пистолеты, и решают пристрелить в святотатца, покусившегося на патрона.
«Тук-тук» — простучал игольник Дживса. И на земле уже дико корчатся от боли три тела. До остальных быстро дошло и шаловливые ручонки от оружия моментально отдернулись.
— Какое неуважение, сэр, — осуждающе обратился ко мне Дживс. — Вмешиваться слугам в разговор двух джентльменов… Простите, сэр, но мне невольно пришлось вмешаться, — чопорно добавил он сохраняя абсолютно серьезную мину верного слуги.
— Благодарю вас, Пасс, — я чуть поклонился. — Вы как всегда вовремя.
С трудом собрав конечности в кучу, наконец-то на ноги поднялся «потерпевший». Он несколько расфокусировано смотрел по сторонам, ибо глаза слегка смотрели в разные стороны. Наконец он утвердился на ногах. Его лицо выразило целую гамму чувств, как не странно, но радость в этом перечне отсутствовала.
Народ вокруг с очень разнообразными чувствами наблюдал за беседой. Легионеры открыто скалились, воины дворянина несколько затравлено поглядывали по сторонам. Местные прятали ухмылки, но смотрели с явным одобрением. Было видно, что местный святоша негодовал, но пока опасался, что-то сказать.
— Итак, я задал вопрос: Что здесь происходит?
— Сын мой, здесь сеньор — вершит свой суд, — мягким и улещивающим тоном ответил мне святой отец.
Я с дерзкой ухмылкой повернул голову в его сторону: — Мой папа давно умер. А ты монах, похоже, не слышал, как ко мне обращаться? Центурион!
— Я!
— Тут ещё один глухой попался — объясни ему, как ко мне обращаться.
— Есть!
— Я духовная особа — и мирянам запрещено меня касаться! — в безуспешной надежде остановить живой таран возопил святоша. Но его выдали глаза — слишком равнодушный и цепкий взгляд.
Малыш подскакивает к нему… Ну вот! И в руках святоши как по волшебству появляется длинный кинжал. По тому, как он его держит, по тому, как он перетек в стойку… понятно, что владеет он им явно не хуже, чем молитвой. Левой рукой он вытаскивает медальон и уже слегка презрительно бросает:
— Орден Света…
Малыш тормозит и беспомощно оглядывается на меня в растерянности. О, про этих — я слышал. Хороший персонаж нужный …информированный.
— Малыш — назад! — командую я.
В глазах орденца появляется презрение и явное превосходство на морде. Тут о его «конторе» знают все, и никто в здравом уме не станет с ним связываться. Ибо последствия будут весьма и весьма жестокими.
Ну-ну... Я поворачиваю голову налево и негромко командую:
— Отче, тут грешник — по твоему профилю. Только помни — он ещё должен успеть покаяться.
— Непременно…
Пройдя сквозь расступившуюся толпу, Отче подходит к орденцу:
— Брось нож и покайся, сын мой…
Вот это — класс!!! Настолько ошарашенной морды я давно не видел. Я отвернулся, ладно они оба там — духовного звания и без меня разберутся. И почему-то я уверен, что Симеон гораздо святее и быстрее докажет большую святость тазера над кинжалом.
Пока наше внимание было занято орденцем, местный сеньор несколько пришел в себя, и даже успел слегка отряхнуться. Я махнул рукой, и Малыш принес мне кресло, в котором до этого сидел местный. Я вальяжно уселся и даже устало вытянул ноги. «Этот» естественно остался стоять, катая желваки недовольства.
— Итак, что здесь происходит? — абсолютно нейтральным тоном повторяю я вопрос, для дворянина, смотря при этом на него как на пустое место.
— Суд. Здесь происходит суд сеньора! И я в своем праве!
— Ты забыл добавить — «Ваше Сиятельство», — презрительно добавил я. — Ещё раз забудешь… и я напомню. Только тебе об этом будет очень больно вспоминать. Понял?
— Да …Ваше Сиятельство.
Эк, его колбасит. Так «опустили» при всех. Мужика аж потряхивает ненависти, но в глубине глаз он прячет страх. Я не только вижу, я ощущаю его — четко, как эмоцию у снука. Только вспомнил их, как они тут как тут — сели рядом и излучают радость и желание что-то сделать для меня.
«Сидеть»,— мысленно скомандовал я, и эта парочка почти синхронно уселась по сторонам, очень недоверчиво поглядывая на всех. Они были готовы рвать любого, кто может угрожать мне. Народ весьма почтительно смотрел на них. Командовать напрямую «собачками» — тут почти никто не мог. Для этого использовали «Погонщиков» и вот уже через них — передавали приказ. Так что для местных это было маленьким чудом. Снуков можно сравнить с земными тиграми — вроде и знакомое животное, но как не корми, если что — порвет, и даже не поморщится. Дикое и опасное животное.
— Теперь представьтесь…
— Граф Глеок, …Ваше Сиятельство, — он горделиво приосанился.
— О как! Удачно… а теперь расскажите кого и за что вы судите. Ну… и каково решение …хм …суда.
Граф с удовольствием рассказал. Да уж, правосудие тут весьма своеобразное, как и прегрешения…
Короче, молодая парочка, что тут стоит, совершила страшное преступление. Поскольку графом было введено «право первой ночи», а парочка поженилась и… правом первой ночи уже не было смысла пользоваться — им воспользовался муж. Вот теперь «преступников» осудили. Парня ожидала — веревка. Девчонку — вечное рабство в замке.
— А как же милосердие церкви? — и я покосился в сторону проигравшего теологический спор орденца. Он уже валялся на земле перевязанный и упакованный как бандероль.
— А причем тут она? Церковь одобряет права сеньора!
— Жаль…
— Чего?
— Жаль, что этого не одобряет новый Наместник и законы Империи.
— И что?
Я встал и торжественно объявил:
— Человек Глеок — бывший граф. Виновен! Виновен — в присвоении себе прав суда. Наказание… — лишение чести, всех прав состояния и имущества. Приговаривается к повешению. Немедленно! Взять его!
К бывшему графу подскочили двое легионеров и ловко связали руки. На лице графа после моих слов было написано столь великое изумление, что он даже не сопротивлялся.
— Дош, палач! — прокричал я.
— Я здесь Ваше Сиятельство!
— Этот человек твой. Повесить немедленно!
— Это не по закону! — заорал внезапно осознавший свое положение граф. — Смилуйтесь!
— «Церковь одобряет права сеньора!», — процитировал я его самого. — Впрочем, с церковью мы разберемся чуть позже…, — пробормотал я вполголоса. — Вы как — святой отец, со мной согласны?
