Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — бургграф
Он минуту рассматривал меня с растущим гневом.
— И что, — спросил он с нажимом, — у тебя хватило наглости вернуться и вынюхивать в моем доме?
Я ответил с расчетливой надменность высокорожденного:
— Люди благородного сословия не вынюхивают.
— А ты что делал?
— Изволил интересоваться, — ответил я. — И вообще... разговаривай вежливее, тварь. Ты разговариваешь с благородным, червь!
Он расхохотался, удивление в глазах быстро перетекло в жгучую ненависть. Я краем глаза посматривал на колдуна, тот что-то шепчет, пальцы шевелятся, лицо напряженное.
— Ты сейчас узнаешь, — сказал Бриклайт хрипло, — что мы делаем с благородными! Ты еще будешь ползать на четвереньках и дерьмо жрать... Ну-ка, избейте его как следует, но руки-ноги не ломайте... пока.
Те, что у стола, не шевельнулись, но за спиной послышались шаги. Я взвинтил свою нервную систему до предела, сердце колотится, как у воробья, быстро шагнул в сторону, ударил, снова ударил, выхватил у одного из ножен длинный нож и вспорол горло третьему. Костяшки пальцев остро заныли, содранная кожа тут же восстановилась, бросился к столу.
Телохранители опешили, натасканы сами бить и калечить, все двигаются медленнее водолазов, не успели среагировать, как я с силой вогнал острие кинжала колдуну в глаз. Последнее, что увидел на его лице, было великое изумление.
В кабинете орали, гремели стульями, я отпрыгнул, избегая меча телохранителя, отбежал к двери. Страж, загораживающий выход, с протяжным криком бросился на меня, я успел отодвинуться и подставить деревенскому увальню ногу. Он даже падал, будто через воду на морское дно, я успел ухватить его за руку и выдрать из уже разжимающихся пальцев меч.
Чужой меч просвистел над головой, я отпрыгнул, уклонился, а затем быстро, на пределе своей нервной системы пошел работать мечом, и оба телохранителя рухнули, брызгая кровью.
Бриклайт выхватил кинжал, глаза выпучились от ужаса, как у огромной старой жабы. Острый клинок уперся ему в горло.
— Ну, — сказал я, — ты хотел поговорить? Говори, тварь.
Он булькал, хрипел, страшился даже дышать, острая сталь надсекла немолодую ящеричную кожу.
— Я...ты...
— Не ты, — напомнил я, — к благородным так не обращаются, тварь дрожащая. Вижу, ты во всём согласен со мной, так что я сразу скажу тебе, что нужно делать.
Он страшился и кивнуть, но всем видом показывал, что да, со всем согласен и сделает всё, что восхочу.
— Так вот, — сказал я, — я бесконечно добр и очень не люблю убивать... Потому тебя и твоих сыновей оставляю в живых, вот такой я гуманист долбаный. Но в порядке материальной компенсации ты не только откажешься от всех попыток завладеть участком земли бедной женщины, но выплатишь ей... уже не тысячу золотых монет, а пять тысяч. Это я сейчас еще просто зол, но я уже не в ярости. Понял?
Он мигнул, показывая, что понял.
— Согласен? — спросил я. — Будем считать, что подписали договор. И еще... если твои сопляки сделают хотя бы движение, чтобы повторить то, что уже сделали с Амелией... они все умрут. От моей руки.
Он снова мигнул, показывая, что да, откажется от всех своих притязаний, выплатит и вообще будет обходить ее земли десятой дорогой. Я убрал лезвие от его горла только затем, чтобы резко ударить наотмашь назад. Клинок тряхнуло, за спиной послышался короткий всхлип. Жаль, по полу не покатилась отрубленная голова, это бы впечатлило больше, но и заваливающийся навзничь здоровенный охранник с перерезанным горлом... неплохо.
Охранник, который меня вел, прижимая нож к боку, стоит на коленях, на морде громадный кровоподтек, а глаза с ужасом смотрят на рухнувшего напарника.
— Я не люблю убивать, — сказал я люто. — Вот такой я гуманист сраный... но если родина скажет — здесь будет как после нейтронной бомбы...
Улыбнулся им так ласково, что Бриклайт явно пустил под себя лужу, а единственный уцелевший из его псов отшатнулся к стене, его затрясло так, что задвигались камни.
Я вышел, отшвырнув залитый липкой кровью меч и плотно закрыв за собой дверь.
В коридоре появились двое слуг, я сделал зверское лицо и затопал ногами. Они мигом исчезли, я тут же надел личину исчезника.
Снизу взбежали, гремя оружием и громко топая, охранники, остановились с тупыми мордами, в глазах изумление: никто не может пробежать коридор так быстро. Значит, им наврали, надо вернуться и начистить хари...
Если вернусь той же дорогой, мне будет очень худо, несмотря на все мои возможности и умения. Даже если чувствую себя слоном, но сотня мышей загрызут и слона. Тем более когда мыши дома и заранее настроили ловушек на все случаи жизни.
Стена засветилась красным, я бросился плашмя, над головой метнулось незримое пламя. На пол упал крохотный комочек и сразу рассыпался пеплом: залетевшая стрекоза или бабочка. Я пробежал по коридору, как лютый тигр, то есть на четвереньках, осторожно привстал, щупая взглядом пол, стены и потолок.
За спиной затопало, я торопливо вжался в стену. Тяжело хекая, вбежали, выпучивая глаза и сжимая в руках оружие, двое стражей. Один должен был задеть меня, я распластался по стене, как медуза, втянул живот и задержал дыхание. Оба пробежали мимо, обдав тяжелыми запахами чеснока и пота, я тут же отклеился и заспешил за ними.
Ловушки отключались на некоторое время, я успел проскочить за охранниками почти до выхода. Там остановились и вертели головами. В холле крик, народ мечется, сшибая один другого с ног.
Охранник прокричал, раздувая щеки, как глубоководный еж:
— Кто-нибудь выскакивал?
— Никого! — заверило сразу несколько голосов. — Там же Курчар и Черный, они рази кого выпустят?
— Дык куды ж он делся?
— Не знаем...
Один повернулся к напарнику:
— Беги доложи его милости, что здесь никто не проходил. Он где-то схоронился в доме.
Охранник пробормотал:
— И зачем такой огромный дом отгрохали...
Но повернулся и послушно бросился наверх по лестнице. Я прокрался к самой двери. Можно распахнуть и выбежать на улицу, там я в безопасности... в сравнительной безопасности, но выдам свое умение исчезника, торопливо искал пути выхода, и тут, к счастью, появился третий колдун с двумя помощниками. Оба несут широкий стол, у колдуна в руках широкая чаша.
Дверь перед ними распахнули, я тут же шмыгнул первым и моментально прижался к стене. Колдун забеспокоился, взгляд его прикипел к ступенькам, будто ожидал увидеть меня там, сказал резко:
— Всё, довольно!
Стол опустили сразу же за дверью, солнце заиграло на блестящих боках чаши. Колдун опустил ее на столешницу и торопливо забормотал заклятие. От чаши пахнуло холодом, что нарастал с каждым мгновением. Я отлепился от стены и, прячась за спинами высыпавшей челяди и стражей, торопливо спрыгнул с крыльца, бросился со всех ног прочь.
