Орлова - Поймай меня, или Моя полиция меня бережёт
– И я уверена, – вдруг выпалила девушка, сжимая ремешок сумочки, как спасательный круг, – Ваня ничего не крал!
– С-с-с чего вы взяли? – поинтересовался МакНаг.
– Он не мог! – она гордо вскинула подбородок с ямочкой и смело взглянула в змеиные глаза следователя. – Ваня мне поклялся, что больше никогда-никогда!
МакНаг, не сдержавшись, прошипел что-то раздраженное, а я закатила глаза.
Ох уж мне эти влюбленные девицы!..
* * *– Можно? – спросила я, заглянув в кабинет Мердока. – Я привела… кхм, ту самую особу, которая принесла передачу Сидорову.
Надо же, я даже имени ее не спросила. Позор на мои погоны!
– Разумеется, – откликнулся Мердок, поднимая голову от бумаг.
Выглядел он заметно посвежевшим. Видимо, сказалось благотворное воздействие рабочего места. Эх, начальник-зануда куда ни шло, а вот трудоголик…
Я тяжко вздохнула и распахнула дверь пошире, пропуская девицу.
При виде этой «ромашки» Мердок дернул уголком рта и чуть прищурился.
– Где Ваня? Что с ним?! – с порога вскричала она, не дав ему произнести ни слова.
– Вопросы здесь буду задавать я, – заметил Мердок бесстрастно. – Тем более что вы – постороннее лицо и не вправе получать информацию о состоянии здоровья господина Сидорова.
– Я не посторонняя! – возразила она запальчиво, сжимая сумочку с такой силой, что побелели пальцы. – Мы с Ваней любим друг друга.
– Весьма рад за вас. Однако с точки зрения закона вы лишь сожительница, посему…
– Никакая я не сожительница! – вскинулась она, зачем-то торопливо раскрывая сумку. – Мы же подали заявление! Я сейчас вам покажу… Вот!
И, шагнув к Мердоку, протянула ему какую-то бумажку.
Он быстро пробежал глазами короткий текст и слегка наклонил голову.
– Приношу свои извинения, госпожа Соловьева, – произнес он ровно. – Как невеста господина Сидорова, вы, безусловно, вправе интересоваться его здоровьем. Однако как подозреваемая…
– Что?! – она побелела, как снег, и в ужасе уставилась на Мердока.
Он сжал губы и окинул ее далеким от приязни взглядом.
– Факты свидетельствуют, что вы могли отравить вашего… хм, жениха. И будьте любезны меня не перебивать.
– Но… – вякнула она слабо, покачнулась и почти упала на вовремя подставленный мною стул.
Я села рядом, с интересом наблюдая, как Мердок додавливает Соловьеву.
Хотя ее было даже немного жаль. Девочка ведь явно из хорошей интеллигентной семьи. Такие, как она, теряются от грубости и напора.
– Мотивом могла послужить ревность, – продолжал тем временем Мердок. – Или, скажем, если господин Сидоров передумал на вас жениться…
– Нет! – она вскинулась (откуда только силы взялись?) и заговорила быстро, горячо: – Вы должны мне поверить! Я бы никогда, никогда не сделала такого! Я люблю Ваню!
Мердок поморщился – он, как и все мужчины, не очень-то доверял эмоциональным аргументам – и возразил:
– Однако господин Сидоров – не слишком законопослушный субъект и вполне мог, скажем так, обижать вас.
– Никогда! – она прижала ладонь к маленькой груди. – Мы с Ваней любим друг друга. И он поклялся мне, что больше не будет воровать! Почему вы мне не верите?!
Мердок подался вперед и вперил в нее тяжелый взгляд. Она что-то пискнула и испуганно отшатнулась.
Коршун нападает на цыпленка, не иначе!
– Потому что состояние господина Сидорова стабильно тяжелое, – раздельно, как ребенку, проговорил Мердок. – И отравился он продуктами, которые именно вы ему принесли. Кстати, если он нарушил данное вам обещание не красть, вы могли пожелать его наказать. В данном случае у меня достаточно оснований вас подозревать.
Она всхлипнула, зажмурилась, а потом встала.
– Вы можете меня арестовать, – сказала она с отвагой обреченности. – Только прошу вас, пустите меня к Ване!
– Чтобы вы доделали то, что не сумели довести до конца раньше? – осведомился Мердок очень сухо.
Соловьева отчаянно замотала головой.
– Я бы никогда такого не сделала! Ну хотя бы скажите, что с ним? Я ведь все свежее купила, честное слово! Только мясо взяла из холодильника. Это оно испортилось, да?
– Боюсь, отравленное яблоко случайно испортиться не могло, – заметил Мердок холодно.
– Что? – она хлопнула глазами и опустилась на стул. – К-к-какое еще яблоко?
– Отравленное, – повторил он и вдруг хлопнул ладонью по столу: – Хватит изображать оскорбленную невинность! Признавайтесь, это вы сделали?!
«Да ведь он сейчас Чандлера пародирует!» – поняла я вдруг и развеселилась.
Выходит, он и без своих обычных расшаркиваний умеет обходиться. Даже манера речи поменялась… Ну, артист!
Она сглотнула.
– Но я не передавала никаких яблок!
Мердок сузил глаза.
– Вы уверены? Можете в этом поклясться?
– Да-да! – она закивала и обхватила себя руками. В прохладе кабинета ее била крупная дрожь. – Там было мясо, огурцы, хлеб и четыре яйца.
– А питье? – Мердок задумчиво барабанил пальцами по столу.
– Не было никакого питья. Мне сказали, что нельзя… ну, ничего такого. Только простые продукты, чтоб было видно, что там.
Следователь прищурился, изучая ее, как колбасу в витрине. Свежая? Не очень?
– А кому вы отдали продукты?
– Я же не знаю, как его зовут! – она прикусила губу и объяснила: – Он там при входе сидит, обещал все передать. Продукты и… – и добавила совсем тихо: – и деньги. Он сказал, надо.
Мы с Мердоком молча переглянулись.
– Будьте любезны, назовите свое полное имя, дату и место рождения, – произнес он, вынимая блокнот.
– А, – она распахнула ротик, но сникла и послушно назвала требуемое.
Далее она так же смирно продиктовала свой адрес, номер блюдца, место учебы и все прочие формальные сведения…
– Вы пока можете быть свободны, – разрешил Мердок, получив ее подпись на протоколе допроса.
– Я… Можно, я пойду к нему?
Глаза ее горели такой отчаянной надеждой, такой готовностью бежать за любимым хоть по снегу босиком, что Мердок вздохнул и написал несколько строчек на вырванном из блокнота листке.
Аккуратно сложил и протянул Соловьевой.
– Возьмите.
– Спасибо! – прошептала она, прижала бумажку к груди и умчалась прочь, как испуганная лань.
Только дверь хлопнула и каблучки по лестнице застучали.
Мердок хмыкнул и набрал дежурку.
– Старший следователь Мердок, – представился он в блюдце. – От меня сейчас выйдет госпожа Соловьева… Уже у вас? Выпустите ее. Благодарю вас.
И дал отбой, а потом повернулся ко мне.
– Как полагаете, Стравински, это она?
