Дроны над Сталинградом (СИ) - Андров Алексей
Голованов слегка кивнул.
— Там ваши аппараты хорошо поработали. Теперь задача иная. Приказ Верховного вам ясен?
— Вполне.
— Разведка вражеских объектов над Берлином, — чётко сказал Голованов. — Перед ударами авиации дальней действия нам нужно выяснить местоположение сталелитейных и машиностроительных цехов. Это главная задача.
Он протянул руку к карте, разложенной на столе. Берлин был в центре окружённого кружка.
— Все действия мы отработаем сначала в нашем небе. Хорошо?
— Понял.
Голованов поднялся.
— Пойдёмте на полосу. Покажу, как будем работать.
На стоянке техники суетились у одного из Пе-8.
Громов увидел деревянные контейнеры длиной около трёх метров. Они стояли на специальных салазках под крыльями. Техники закрепляли их стальными тросами.
— Ваши аппараты пойдут в таких контейнерах, — объяснил Голованов. — При достижении зоны старта открываем люки, сбрасываем контейнеры. Далее — запуск электродвигателей, автоматический выход на боевую высоту.
Он внимательно посмотрел на Громова.
— Автономное управление. Без лишних сигналов. Поняли?
— Так точно. Предусмотрен автопилот и запись маршрута. В случае потери сигнала — самоликвидация по таймеру.
Голованов удовлетворённо кивнул.
— Сколько дронов можно поднять? - спросил Голованов.
— До трёх с одного борта.
— Принимается.
Тренировки начались в этот же день.
Первый запуск проводили в учебной зоне над аэродромом. Погода стояла переменчивая: редкий снег, ветер с порывами. Пилот тяжёлого Пе-8 аккуратно вывел машину на взлёт, ушёл на высоту шести тысяч метров.
В бомболюке радисты проверяли связь, операторы дронов готовили аппараты.
— Готовность первая, — докладывал радист по рации.
— Готовность вторая, — вторил оператор.
— Отделение контейнера! — прозвучала команда.
Контейнер с дрон-комплексом плавно ушёл вниз, стабилизируясь в воздушной струе. Через несколько секунд Громов, наблюдая с земли через переносной приёмник, увидел слабые сигналы автопилота: аппарат шёл по курсу, начинал набор высоты.
Но не всё шло гладко. При втором запуске один контейнер заело в держателях. Сработала аварийная сбросная система, и техника вручную расцепила его.
На земле Громов внимательно осмотрел аппаратуру.
— Пружины направляющих подмерзают, — сухо заметил он техникам. — Меняем сплавы на морозостойкие.
Ошибок в этой работе допускать было нельзя.
Вечерами в офицерской палатке шли совещания.
Штурманы, пилоты, техники и операторы сидели за грубым столом, на котором лежали схемы маршрутов, списки оборудования, расчёты запасов топлива.
Голованов, опершись кулаком о стол, говорил:
— Время выхода над зоной старта — четыре часа ноль минут. Высота — шесть тысяч пятьсот. Контроль высоты — постоянный. Связь с аппаратами через отдельный канал. Нарушение радиомолчания только по приказу.
Он останавливал взгляд на каждом.
— Берлин не прогулка по зимнему лесу. Работать будем с холодным расчётом.
За дверью палатки завывал ветер. Где-то вдалеке хлопали капоты двигателей, грузовики подвозили новые ящики с оборудованием.
Ночь над аэродромом была черной и беззвездной.
*****
Подготовка к вылету
На аэродроме пахло керосином, холодным железом и мартовским снегом. Температура держалась около минус десяти, лёгкий ветер тянулся с востока. На столбах висели тусклые прожекторы — один из них моргал, будто символизируя не самую спокойную обстановку накануне вылета на Берлин.
Под бетонными укрытиями стояли тяжёлые Пе-8. Гул их двигателей на прогреве отзывался в груди, как удары молота. Вокруг машин сновали техники, штурманы, радисты. Возле одного из бортов инженер Громов стоял с папкой под мышкой и внимательно наблюдал, как в контейнер с дроном подключают последнюю секцию аккумуляторов.
— Температура стабильна, заряд полный, — докладывал техник, закрывая панель. — Калибровку камеры провели, автопилот прошёл контроль. Часов шесть в небе выдержит, если не будет сильного ветра.
— Главное, удачный старт, — пробормотал Громов. — А там — как спланируем.
В другом углу площадки раздался окрик:
— Второй аппарат — сбой системы старта! Контейнер не активен.
Громов стремительно подошёл.
— Что случилось?
— Контактная группа перегорела, товарищ инженер, — докладывал старшина. — Микропереключатель не срабатывает, питание не подаётся на зажигание электромотора.
— Снять блок, заменить вручную. У нас два запасных. Выполняйте, — отчеканил Громов.
В штабной палатке генерал Голованов вёл инструктаж экипажей.
— Полёт на запад — 1100 километров до зоны запуска. Пересечение линии фронта — строго в радиомолчании. Первый контрольный пункт — район Люблина, там выходим на высоту 6400 метров.
Он указал на карту.
— Сброс беспилотников на подступах к Берлину, за несколько километров до городской зоны ПВО. Высота точки сброса не менее шести тысяч. После сброса — поворот назад по южной дуге. Никаких отклонений.
— Топливо? — спросил командир одного из экипажей.
— Полные баки. Возврат — на запасной аэродром в Брянске.
На лётном поле заправка шла полным ходом. Шланги змеились по бетону, баки гудели от переливаемого горючего. Штурманы сверяли маршрутные карты с последними сводками погоды: снег шёл полосами — над Варшавой, над Лодзью, частично затянуто небо и над Эльбой.
— Если погода подведет? — тихо спросил оператор дронов, молодой лейтенант.
Громов посмотрел на него.
— Погода нам не враг, будем работать и в тяжелых условиях.
Оператор кивнул и больше не задавал вопросов.
Ровно в 01:20 — сигнал тревоги. Команды начали выдвижение к бортам. На руках у каждого — планшет, у радистов — металлические кейсы со шифроаппаратурой, у штурманов — плотные свёртки с маршрутами и кодами.
Старший механик выкрикнул:
— Прогрев закончен. Борт первый — готов к запуску. Борт второй — через пять минут.
Громов подошёл к одной из машин. Коснулся крепления контейнера с дроном.
— Не подведи, дорогой. Только лети правильно.
Около двух ночи, когда небо над аэродромом стало чернильным, первый Пе-8 начал руление.
Тишину прорезал рокот четырёх моторов. Прожекторы осветили полосу. Один за другим тяжёлые самолёты уходили в ночную тьму — гружённые топливом, людьми, схемами и — главной новинкой этой войны — маленькими, но зоркими разведывательными машинами.
В штабе, стоя у карты, Голованов сказал негромко:
— Теперь фашистам придется несладко.
*****
Внутри кабины слабо светились приборы. Курс — юго-запад, к линии фронта.
На борту четвёртого Пе-8, у второго штурманского места, сидел Громов, застёгнутый в меховой лётный комбинезон. На коленях — планшет с маршрутами, рядом прибор с аварийным переключателем управления дронами.
— Эшелон две тысячи четыреста. Давление стабильное, — доложил штурман.
— Скорость триста двадцать. Входим в коридор тишины, — добавил радист.
Начинался отрезок, где ни один из четырёх экипажей не имел права выходить в эфир. Немецкие перехватчики не дремали.
— Пеленг над Ковелем. Ещё полчаса — и Польша под крылом, — бросил командир.
За окнами темнела равнина. Местами снег, полосы замёрзших рек, обрывки облаков. Иногда мелькали редкие вспышки ПВО далеко на горизонте — возможно, работали по другим самолетам.
Когда пролетали над Люблином, пошла турбулентность. Самолёт затрясло. За стенками скрипнуло крепление. В хвосте кто-то выругался.
— Держимся! — крикнул командир. — Проверка систем.
Громов склонился к технику, следившему за температурой дронов.
— Не перегревает? — спросил он.
— Пока нет, но контакт у второго прыгает.
— На стабилизатор?
— Да. Периодически срывается.
— Переключи на резервную группу.
— Есть!
Тряска утихла, но вскоре началось обледенение. Визоры обмерзали, стрелки температуры падали.