Пол Андерсон - Операция Хаос
— Все целы? — прохрипел он.
Сарах ответил так тихо, что его голос едва слышен был в беспокойном шелесте травы:
— Боюсь, с Гуги дело скверно.
— Ничего, — ответил голос, сохранивший басовитые нотки. — Сколько я получил, столько и сам влепил.
Луна выглянула из-за облаков. Хольгер присел на корточки рядом с Алианорой, державшей на коленях голову гнома. Ручеек крови из раны на его боку становился все тоньше.
— Гуги, — прошептала Алианора. — Ты не можешь умереть… Представить немыслимо…
— Не плачь, девочка, — пробормотал гном. — Вон та орясина за меня хорошо отплатила.
Хольгер склонился над ним. В белом, нереальном лунном блеске застывшее лицо гнома казалось вырезанным из старого, очень темного дерева. Только ветер трепал его бороденку, да кровяные пузыри вздувались на губах. Перевязать его рану было невозможно — чересчур она была велика для столь маленького тела.
Гуги поднял руку и потрепал ладонь Алианоры.
— Ну, не плачь, — вздохнул он. — И так с полсотни баб моего собственного племени уж найдут причины по мне поплакать. Но ты была мне дороже всех, — он втянул воздух. — Дал бы тебе добрый совет, да не успею… в… башке… шумит..
Хольгер снял шлем.
— Авве, Мария… — начал он. Здесь, на продуваемой ветрами равнине среди гор он не мог сделать ничего лучшего — и ничего другого. Он просил господа о милости и покое для души гнома, а когда Гуги отошел, закрыл ему глаза и начертил над ним знак креста.
И отошел, оставив Алианору наедине с гномом. Они с Сарахом выкопали клинками неглубокую могилку. Уложили в нее тело и прикрыли горкой камней. На вершине импровизированного надгробья Хольгер воткнул кинжал Гуги, рукояткой вверх. Где-то, примерно в миле отсюда, завыли волки. Хольгер надеялся, что до тела им не добраться.
И лишь после этого они осмотрели свои раны.
— Мы понесли тяжелые утраты, — сказал Сарах. От его обычного балагурства не осталось и следа. — Потеряли не только друга, но еще и коня и мула со всем имуществом. Наши мечи — тупые железки, наши доспехи вот-вот рассыплются. И вдобавок Алианора не сможет летать, пока ее крыло… ее плечо не заживет.
Хольгер смотрел на серый, безрадостный пейзаж. Ветер бил ему в лицо.
— Это было мое дело, — сказал он. — Я в ответе перед вами за все, что вам пришлось перенести.
После долгого молчания Сарах сказал спокойно:
— Думаю, это дело всех людей чести.
— Сарах, я должен тебя предупредить, что мы сражаемся против самой королевы Морганы. Она узнает, что мы здесь. Думаю, она уже в Серединном Мире и ищет помощи у тех, кто в состоянии нам помешать.
— Ну да, они могут очень быстро передвигаться, эти, из Серединного Мира, — сказал Сарах. — Так что не стоит нам тут долго засиживаться. Послушан, а что будет, когда мы наконец доберемся до церкви?
— Тогда мои поиски окончатся… скорее всего… и мы, быть может, окажемся в безопасности. А может, и нет. Но знаю.
Хольгер наконец решился рассказать все с самого начала, но Сарах уже отвернулся и пошел к своей лошади — уходило драгоценное время.
Алианора села на Папиллона за спиной Хольгера. Ее руки обвили талию датчанина с шальной силой. Когда конь тронулся, она обернулась, чтобы взмахом руки попрощаться с тем, кто оставался на равнине.
Даже Папиллон был утомлен, а белая кобыла чуть не падала от усталости. Подковы стучали по камням, трапа расступалась с сухим шорохом, шелестели кусты, поскрипывали мертвые деревья. Луна над горизонтом светила в глаза Хольгеру, словно хотела его ослепить.
Вскоре Алианора спросила:
— Те туземцы, в ущелье, случайно на нас наткнулись, как думаешь?
— Нет, — Хольгер окинул взглядом лишенные красок, покрытые тенями окрестности. Далеко впереди на фоне звезд и облаков белел силуэт Сараха; видимо, он спал в седле, потому что никак не реагировал, когда Хольгер сказал: — Сначала пришла Моргана. Мы поговорили, она ушла и послала дикарей.
— Поговорили? И что она сказала?
— Да ничего особенного. Просто хотела, чтобы я сдался.
— Думаю, ома хотела гораздо большего. Когда-то она была твоей женщиной, правда?
— Да, — ответил Хольгер бесстрастным тоном.
— Она могла бы обеспечить тебе жизнь в роскоши.
— Я сказал ей, что предпочитаю остаться с тобой.
— Ох, любимый мой, — шепнула она. — Я… я…
Он слышал, что девушка пытается сдержать слезы, и спросил:
— Что с тобой?
— Ох, сама не знаю. Я не должна быть такой счастливой, а особенно сейчас, правда? Но я… но я ничего с собой поделать по могу… — она утерла слезы краешком изодранного плаща.
— Но… Я думал, ты и Сарах…
— Он? Конечно, он очень милый. Но неужели ты и вправду думал, Хольгер, что у меня есть и другие намерения, кроме как отвлечь его внимание от тебя и твоей тайны? Неужели ты ревновал? Но разве отыщется девушка, способная предпочесть тебе другого?
Хольгер вперил взгляд в Полярную Звезду.
Алианора глубоко вздохнула и положила руки ему на плечи.
— Давай об этом никогда больше не вспоминать, — сказала она категорическим топом. — Но вот если я увижу, Хольгер, что ты заглядываешься на кого-то, тебе придется плохо…
Он резко натянул поводья, остановил коня, крикнул:
— Сарах! Проспись!
— Что такое? — схватился за саблю сарацин.
— Наши лошади, — сказал Хольгер, думая совсем о другом. — Они падут, если не дать им передышку. Отдохнув с часок, мы сможем ехать гораздо быстрее.
Лицо Сараха казалось овальным пятном, его доспехи — матовым отблеском. Но видно было, что он останавливает коня.
— Не знаю… Если Моргана пошлет погоню, наши кони, думаю, найдут в себе силы помчаться вихрем. С другой стороны… — он пожал плечами. — Будь по-твоему.
Они спешились. Алианора прильнула к плечу датчанина, Хольгер кивнул сарацину, надеясь, что тот не расценит этот жест как чрезмерно самодовольный. Сарах сначала выглядел безмерно удивленным, потом широко улыбнулся:
— Желаю счастья, друг мой, — раскинулся в траве и принялся насвистывать что-то.
Хольгер с Алианорой ушли далеко. Датчанин забыл о боли и усталости. Он слышал стук своего сердца, ничуть не учащенный — размеренные, сильные удары, отдававшиеся во всем теле. Они с Алианорой остановились, взялись за руки и молча смотрели друг на друга.
Серебристо светила луна, круглая, покрытая кое-где тенями. По небу летели редкие облака, светившиеся по краям, меж ними блистали звезды. Ветер назойливо завывал, но Хольгер был глух к его вою. Перед ним стояла Алианора, серебристая фигурка, сотканная из теней и холодного белого сияния. Капли росы поблескивали на ее волосах, в глазах отражалась луна.
